История России. От Горбачева до Путина и Медведева - Дэниэл Тризман

Ельцин собирался вручить страну полковнику КГБ.

Почти сразу после 1996 года Ельцин начал думать о 2000 годе. Он чувствовал растущую жажду порядка, образ кандидата должен был близок к правоохранительным органам или вооруженным силам – нужен был силовик. И он знал, что если не найдет такого кандидата первым, это сделают россияне и политическая элита. Поэтому он сосредоточился на тех людях, которые принадлежали к молодому поколению, которые разговаривали с «военной лаконичностью», он искал того, кто мог бы не только укрепить государство, но и продолжить его реформы.

Таким кандидатом был Путин. Не только силовик, но, как оказалось, демократ, бывший студент юридического факультета и верный помощник либерального реформатора Анатолия Собчака, именно тот человек, который, по мнению Собчака, может реинтегрировать службы безопасности в новую демократическую Россию. Он молод, осторожен, с современными взглядами и не зацикленный на бизнесе. У него были хорошие отношения со многими либералами Санкт-Петербурга, экономическими технократами, которых Чубайс пригласил в московские министерства. В трудные моменты он был предан Ельцину. Но он «не любил выборы».

Ельцин провел серию смотрин кандидатов в президенты.

Был ли более подходящий кандидат из силовиков? С 1998 года Ельцин провел серию, как сказал его юридический советник Михаил Краснов, смотрин. Стремительные действия генерала Лебедя, его причудливые заявления и стремления затевать драки исключили его из списка претендентов. Кандидатуры Николая Бордюжи (руководителя пограничной службы), Примакова и затем Степашина были рассмотрены и отклонены. Путин, конечно, был не большим либералом и демократом из всех. Примаков имел довольно двойственное отношение к свободе прессы и был более враждебно настроен к свободным рынкам. Чубайс и Гайдар лоббировали кандидатуру Степашина, у которого были хорошие взаимоотношения с реформаторами и который позже баллотировался от социал-демократической партии «Яблоко». Однако Степашин решительно поддержал первую чеченскую войну и в разной степени облегчил возрождение бывшего КГБ. Позже Путин похвалил его за то, что он повел себя «по-взрослому» в плане руководства санкт-петербургским филиалом министерства безопасности в 1992 году: «Он своим демократическим авторитетом прикрыл спецслужбы Ленинграда» в то время, когда люди хотели «крушить, ломать, раздирать». Его руководство могло повлечь за собой более мягкую и спокойную версию путинизма, но, возможно, совершенно не другой подход.

Ельцин не смог узнать того, что мы сейчас знаем: экономическое восстановление, начатое в 1999 году, будет достаточно сильным, чтобы привести многих возможных кандидатов Кремля к победе в 2000 году, и что это даст победителю необычайную свободу в изменении курса России (см. главу 7). Вполне вероятно, что к июню 2000 года даже молодой реформатор, такой как Немцов, с одобрения и поддержки Кремля мог бы победить Лужкова или Примакова. И все же Ельцин вернулся к кандидатуре полковника КГБ, имеющего наиболее прагматическую приверженность к демократии. Его интуиция, которая часто вела в правильном направлении, на этот раз его подвела.

Характерный вопрос

Рано или поздно (обычно рано), всех писателей начинает волновать вопрос о характере Ельцина. Мало кому он нравился. Ельцин был упрямым, неуклюжим, вспыльчивым, жестким, требовательным, скрытным, сдержанным на новые знакомства, зависимым от собственного эго и склонным вспылить на ровном месте, как ребенок. По крайней мере, так он сам себя описывал. Другие высказывались о нем менее лестно.

Его недостатки могли бы заполнить весь алфавитник. Он мог быть тщеславным, излишне сентиментальным, мелочным, сам себя мог пожалеть. Он мог обидеться на доброжелательный совет и дуться несколько месяцев, отказываясь разговаривать с теми, кто ранил его самолюбие. В спорте он не мог достойно проигрывать, это было очень по-детски. Его ближайшие помощники, бывшие друзья, иногда ждали от него звонка по нескольку лет, которого так и не последовало, и единственное объяснение тому, что они больше не были ему полезными. Георгий Хижа – министр экономики в 1992 году, пытался позвонить ему на автомобильный телефон, чтобы проверить сообщение по радио о его увольнении, услышал только короткие гудки. Ельцин был завистлив и не доверял протеже, ставшим популярными, имена которых часто появлялись в прессе или которые реализовывали собственные политические амбиции. Его суждение о людях было нелестным.

Потом его одолел русский порок. Ельцин был, как Иосиф Бродский написал о Петре Великом, «человеком трезвого ума, хотя и склонным к устрашающим запоям». Измотанный должностным стрессом, он начал злоупотреблять алкоголем с воодушевлением бывшего пуританина. Его любимым напитком после 1993 года была настоянная на тархуне водка.

«„Зеленая“ есть?» – гаркал он на кремлевских официантов. До этого он пил коньяк. Однажды после пресс-конференции руководитель Администации президента Сергей Филатов обнаружил его в служебном помещении кабинета в майке, на столе перед ним стояли пять рюмок с разными марками ликера. Он выбирал худших собутыльников, каких только смог найти – крепких мужчин с отвисшими подбородками, спортсменов, балагуров, милиционеров, делающих карьеру. Один за другим он продвигал их, а позже всех увольнял – Баранникова, чья жена ездила за покупками[29]в Цюрих за счет иностранного бизнесмена, Коржакова, преданного телохранителя, который прослушивал телефоны кремлевских помощников, чтобы потом обвинить своих коллег, Михаила Барсукова, участвовавшего в заговорах Коржакова[30].

Пьянство Ельцина на самом деле не имело таких катастрофических масштабов, как считалось в народе. По сведениям свердловских коллег и его московского окружения, до 1991 года он пил нормально, не злоупотребляя. После 1996 года по настоянию врача он практически совсем отказался от алкоголя. Его слабость, случайная рассеянность и неустойчивость на ногах в тот период больше были связаны с проблемами с сердцем, давлением, стрессом, бессонницей и последствиями приема многих лекарств.

Тем не менее стареть на публике было неудобно. А это происходило именно публично! Пресс-службы, привыкшие к его оплошностям, например во время поездок за пределы Москвы принимать журналистов за местных жителей, нечеткой речи, и шаркающим шагам, относились к нему, как к дедушке. Он чувствовал, что вокруг все хихикают. Однажды он сказал Немцову: «Вы с Чубайсом смеетесь надо мной, думаете, какой я пьяный, глупый, я ведь все понимаю… Но только вы имейте в виду – я президент, а вы бояре просто». Его изнеможение было настолько сильным, что Наина ставила кресло в прихожей их дома, чтобы он мог, едва переступив порог, сразу рухнуть в него. Иногда признаки умирающего Брежнева были оскорбительными. Произнося речь при уходе в отставку, он, казалось, выдавливал каждое слово с усилием, делая длинные паузы: «Прощаясь… я хочу… сказать… каждому… из вас… будьте счастливы… Вы… заслужили… счастье… Вы заслужили… счастье и спокойствие…» Во время своего второго срока пребывания на должности президента он, как оказалось, посещал больницу так же часто, как и Кремль. Когда его помощники говорили, что Ельцин на даче работает с документами, журналисты воспринимали это как прикрытие. На самом деле Ельцин отдыхал намного меньше, чем Рональд Рейган или Джордж Буш. И работа с документами часто означала именно это.