Тень воина - Александр Прозоров

— Постой, Олег… — Людмила вышла из-за стола, открыла в углу щедро окованный железом сундук, вынула стопку чего-то тряпичного, потом достала снизу еще одну вещь, развернула. Это оказался сарафан, понизу расшитый разноцветными цветами и травами, с пояса на грудь шли два тюльпана, горловину украшало мелкое красное шитье с бусинками. — Вот… Вот, берегла, берегла, да не надеть его ныне. Раздалась. Думала, малой отдать, как подрастет, да токмо сердце оно жгет, как вижу. Отдай его за свой долг. Пусть не будет его более в моем доме.

— Спасибо, Люда, — кивнул ведун. — Чем…

— Нет! — вскинула руки женщина. — Не хочу! Пусть не будет его, и всё. На серебро менять не стану.

— Тогда еще раз спасибо.

По двору бабы Вени было видно, что рук мужских в доме нет. И слой дранки местами просел, и изгородь покосилась, и сарай держался на честном слове, и дверь в него не открывалась, а приложена к косяку была. По двору бегали куры, больше никакой живности не наблюдалось. Хотя… Может, пастись со стадом общинным ушла? Правда, на крыльце пара ступенек были отремонтированы. Наверное, община за старухой одинокой всё-таки приглядывала. Олег поднялся, постучал в дверь:

— Хозяйка! — В доме никто не откликнулся. Середин постучал еще раз и осторожно приоткрыл дверь:

— Есть тут кто?

— Ай? Кто тут? — Бабка, ловко заплетающая лук в длинную косу, подняла глаза и подслеповато прищурилась.

— Я это, баба Веня… — подошел ближе Олег.

— А-а, — кивнула та. — Ну, садись. Счас пива тебе достану. Репа у меня покисла на прошлой седьмице, я и сварила.

— Нет, спасибо, бабушка. Слыхал я, черевики у тебя дочкины остались. Хвалила она их очень. Продай, сделай милость Заплачу серебром.

— А-а, помню, помню такие, — поджала губы бабулька. — Да, уехала к муженьку моя кровинушка, ей они ныне ни к чему. Ладно, отдам. Всё едино, к Маре добра не унесешь, а в этом царстве они мне не надобны.

Хозяйка отошла за печь и почти сразу вернулась с низкими кожаными «лодочками», сшитыми спереди от носка к лодыжке, стянутыми в складочку на пятке и украшенными алыми трилистниками по обе стороны от шва.

— Красивые, — кивнул ведун. — Сколько спросишь с меня, бабушка?

— Ну, ты за клюку с меня ничего не взял, и мне с тебя платы требовать грешно. Бери.

— Какую клюку? — не понял Олег.

— Ай, мальчик, — махнула рукой бабка, — я слепая, а не беспамятная! Ты ведь кузнец новый?

— Я…

— А как шип мне на клюку насадил, забыл? Ступай, да пребудет с тобою милость богов. И где токмо Лада для Людмилы нашей кузнецов находит, прям и ума не приложу…

С сарафаном и туфлями ведун вышел за ворота, повернул к ручью. Навстречу попались три девицы с шайками, полными белья, захихикали:

— Не ходил бы ты, кузнец, к омуту. Лучше нас обнимай, мы слаще.

Олег, не отвечая, криво усмехнулся, прошел мимо.

— Ай, не ходи! — крикнула вслед какая-то из них. Какая — непонятно, Олег не оборачивался. — Загуляешь, пропадешь, плакать стану! Ладный, пригожий…

Девки сбились, захихикали.

Ведун же дошел вдоль частокола до воды, спрятал обещанную плату в осоку, оглянулся на степняка. Вокруг безголового утопленника трава успела распрямиться, скрывая его от глаз. Да и сам мертвяк цветом напоминал большой сгусток тины. Лежал половец всего в нескольких шагах от болота, но зато в добром десятке метров от идущей к омуту тропы. Пока хорошо не завоняет, небось и не заметит его никто.

Середин вернулся в селение и, спросив у сторожа на тереме, где обитает Захар, пошел к указанному двору.

Мужик, принимаемый односельчанами за старшего, тоже готовился к зиме, распуская на тонкие, с мизинец, пластинки ровный сосновый чурбачок. Увидев гостя, он выпрямился, отер руки о штаны и громко крикнул:

— Лада! А ну-ка, сбитеня нам вынеси! Человек добрый потолковать пришел.

— Откуда знаешь, что потолковать? — толкнул калитку Середин.

— Звона с кузни с утра не слышно. Да и чего бы это тебя сюда понесло, коли ты и домом моим ни разу не интересовался?

— Логично, — кивнул ведун. — А коли так, давай и вправду потолкуем.

В этот миг над деревней пронесся истошный девичий крик.

— Что там такое? — непроизвольно схватился за топор Захар.

— Я так думаю, девки утопленника нашли, — спокойно ответил Олег. — Небось, дуры последить за мной захотели. Надеюсь, Захар, из ваших, деревенских, чужого никто не тронет?

— Как ты помыслить такое можешь! — моментально вспыхнул мужик. — Язык твой поганый…

— Коли нет, то и хорошо, — спокойно кивнул ведун, присаживаясь на один из приготовленных старшим чурбаков. — Тогда и беспокоиться не о чем. Разве только прикопать надо бы утопленника, пока Коровью Смерть не подманил. Да бабам деревню от греха опахать.

— Откуда утопленник?

— Благодарствую, — привстав, кивнул румяной хозяйке Середин, принял от нее пахнущий пряностями, темный, как кофе, и такой же обжигающий напиток, сделал несколько осторожных глотков. — Ох, хорош сбитень. Спасибо, хозяюшка.

Другой корец Лада отдала своему бородачу, поправила якобы сбившийся набок платок, вернулась к дому.

— О чем это я? — нахмурился ведун. — А, да… Стало быть, половецкий хан Биняк был нынешним летом у вас в гостях. Хотя какое лето? Небось, и десяти дней не прошло, как умчался. Идти к нему надобно вниз по Олыму. Брод есть какой-то у горелого дерева. Это вроде как дуб…

— Знаю я такой брод, — кивнул Захар. — Хаживал пару раз до него с гостями торговыми.

— Ну, тогда и вовсе проще некуда, — прихлебнул сбитень Середин. — От брода шлях Сагачий идет до Волчьего леса. Там, я так понимаю, степь. А потому рощи редко встречаются, и каждая имя имеет. От леса до Кривого колодца верховому один переход.

— Я дальше брода не ходил, — покачал головой Захар.

— То неважно, — пригладил свои еще не самые густые усы Олег. — Я всю дорогу помню.

— От, стало быть, откуда утопленник… — понял мужик. — Ворожил, стало быть, у болота, колдун.

— Ворожил, — не стал отпираться Середин. — Мне ваш мельник наказ такой дал, что не отвертишься. Я ведь тоже падучей всю жизнь страдать не собираюсь. А лечение мое аккурат через половецкое кочевье пролегает. Так что, Захар? Станешь со степняками квитаться, или выю свою согнешь?

— Не для того мы сюда за сотни верст скарб везли, дабы тут поганым кланяться! — моментально вскинулся мужик. — Не бывать такому, чтобы на русского человека всякая дрянь узду накидывала! Однако же мало нас. Тремя десятками не пойдешь. Соседей созывать надобно.

— Надобно, — согласился ведун, допивая сбитень.

— Так… Э-э-э… Наша деревня, Сурава наша, на половцев пойдет, вот тебе мое слово. Теперь остальных созывай.