Последний пир - Джонатан Гримвуд

Но сгинули в бурных водах.

Река стала уже, а берега — выше. Тут и там виднелись заросли диких кустарников, шиповника и корсиканской мяты, иногда попадались одинокие сосны. Вслед за лодкой Шарлота и Жерома наша лодка неслась к каменному мосту, по которому пролегала лесная дорога. Там нас уже поджидали углежоги: они показывали на нас пальцами и что-то кричали. Жером вскинул пистолет, и несколько человек с перепугу скрылись в лесу. Однако я увидел, как Жером дернулся: ему в голову угодил камень.

— Переверни лодку, — сказала Виржини.

Она была права. Мы опрокинули лодку и, как только над нами сомкнулась холодная вода, я одной рукой крепко прижал к себе Виржини, а второй схватился за скамью. Таким образом мы оказались под крышей. Камни застучали по ней сперва перед самым мостом, а затем после. Раздался один выстрел, потом второй. Первая пуля ушла мимо, вторая зацепила лодку и отскочила. Река стала шире, течение замедлилось, и в дырку, оставленную пулей, мы видели оборванных крестьян на берегу. У кого-то в руках были старые мушкеты, у кого-то копья, но в основном они были вооружены топорами и садовыми инструментами. Их были десятки, а может, и сотни — если не тысячи. Ходячее бедствие. Неприкрытая нищета. Они еле волочили ноги и смотрели друг на друга пустыми глазами, словно пытаясь найти какую-то цель в жизни. Позже мы увидели на берегу пылающую церковь и поняли: они ее нашли.

Наше укрытие качалось и вертелось в бурном потоке и однажды врезалось в труп лесника, который плыл по реке лицом вниз. Мы качались и вертелись вместе с лодкой, то ушибая ноги о камни на мелководье, то из последних сил цепляясь онемевшими руками за скамью. Мы страшно устали, зато были надежно укрыты от чужих глаз. Виржини тогда еще не умела плавать, а на самых мелких участках реки по берегам всюду стояли крестьяне. Между поверхностью воды и нашей крышей места было совсем мало, но на другое укрытие рассчитывать пока не приходилось.

— Холодно, — пробормотала Виржини. — Руки занемели…

— Мои тоже. — Я испугался, что в какой-то момент их сведет судорогой, и Виржини вместе с лодкой унесет дальше по течению. — Надо пристать к берегу.

— И поскорей, — согласилась она, — как можно скорей.

Деревья росли на обоих берегах потока: мы снова были в лесу, который тянулся вдоль реки, огибавшей герцогские владения. Его земли простирались на многие мили, и Виржини, хоть и знала, что деревья на берегах принадлежат ее отцу, понятия не имела, где именно мы находимся. Впрочем, беспокоило меня другое: долго ли нам еще прятаться. Один я бы попытался доплыть почти до самого замка, но с Виржини это было невозможно.

Ее сердце разрывалось между страхом, что Шарлот уже умер — убит либо истек кровью, — и уверенностью в его неиссякаемой жизненной силе, которая позволит им с Жеромом благополучно добраться до дома. А едва они доберутся, сразу же отправят за нами поисковую группу. Если же они еще не добрались — не потому что умерли, а потому, что скрываются от крестьян, — Эмиль-то уж непременно достигнет цели. Я чувствовал, что в последнее ей верится куда меньше, но она снова и снова твердила одно и то же.

— Смотри! — крикнула она.

Впереди показался поворот: река огибала невысокий холм, а берега уже потихоньку становились галечными. Что ж, это место было ничем не хуже и даже намного лучше тех, что мы видели прежде. Я опустил ноги, дна не почувствовал и ушел под воду. Зарывшись пятками в гальку на дне, я сумел ненадолго приостановить лодку и толкнуть ее в сторону берега. Здесь под ногами уже было дно, однако течение пронесло нас еще на сто ярдов вперед.

— Поток слишком бурный, — сказал я, после того как мы несколько минут пытались идти против течения.

— Придется отпустить лодку…

Виржини была права. Увидев на берегу лодку, углежоги поймут, где мы пристали. Если, конечно, они до сих пор нас преследуют.

— Готова?

Мы выплыли из-под лодки, и течение понесло ее дальше, а мы побрели к берегу. Галька шумно гремела под ногами, и я осмотрелся по сторонам. Из леса за нами могли наблюдать. Однако никаких криков или выстрелов не последовало, мы благополучно выбрались на берег и спрятались в кустах.

— Что теперь? — спросила Виржини.

Я обхватил ладонями ее лицо — пальцы так заледенели, что едва ощущали прикосновение к нежным щекам, — и поцеловал в уголок рта. Один раз, осторожно.

— Я скучал. Все лето и два года до этого. Очень скучал.

Огромные глаза удивленно смотрели на меня, темные, как граненый агат, и вдвое ярче. Виржини кивнула и огляделась, решив приберечь этот разговор на потом.

— Надо найти укрытие, — тихо произнесла она.

Виржини была права. Но какое укрытие спасет нас от разъяренных крестьян? Каменный дом, если удастся такой найти? Церковь? Но мы уже видели, как церковь горит синим пламенем. Пещера в горах — если поблизости вообще есть горы?

— Здесь и укроемся, — сказал я. — Под деревьями.

— А ночью?

День еще только начинался, но ночь, конечно, рано или поздно наступит.

— Можем спать на деревьях.

— На разных деревьях?

— Как пожелаешь. Вместе безопасней.

Снова кивок — будто Виржини приберегала мои слова на потом. Может, так и было, потому что она вновь огляделась по сторонам и наконец кивнула.

— Останемся тут. И будем спать как звери, на деревьях.

Расстегнув пояс, я снял с себя охотничий кинжал, который мне вручили утром, а затем и куртку, набравшую столько воды, что я бы избавился от нее еще в реке, если б смог. В самом конце я снял сорочку. Сапоги уже давно лежали на речном дне, — они наполнились водой и мешали мне плыть, — а панталоны я снимать не стал, только расстегнул пуговицы на коленях и стянул чулки. Встав посреди поляны в одних панталонах, я заметил, что все это время Виржини потрясенно глазела на меня.

— Я замерз…

Повесив сорочку сушиться на ветку, я начал искать сук потолще, чтобы повесить на него мокрую охотничью куртку — тяжелую даже в сухом виде. Найдя такой сук, я забросил на него куртку и рядом приладил чулки.

— Где ты этому научился? — спросила Виржини.

— В академии.

— Зачем вас учат таким вещам?

— Чтобы мы не терялись в любых ситуациях.

Под местоимением «мы» я имел в виду себя, Жерома, Эмиля и ее брата…

Но тут она сказала: «Отвернись», — и принялась раздеваться. Несколько мгновений спустя раздался ее удрученный голос:

— Помоги, пожалуйста… — Виржини все еще была в промокшем насквозь платье и дрожала как осиновый лист, несмотря на яркое солнце. — Пальцы занемели…

Пальцы у нее были как у мертвой: синие, сморщенные, с белыми ногтями. Виржини едва стояла на ногах, пока я осматривал ее руки.