Блеф - Девни Перри

Последние пять дней я много думал о том, что сказал Эйден. Я обдумывал его опасения и свою бывшую жену.

Эйприл была мастером по запятнанию моей репутации в городе. У нее был отточенный до совершенства образ плачущей, жалкой бедняжки. И большинство людей купились на это.

По мнению Эйдена, я не сделал ничего, что могло бы это оспорить.

В этом не было никакого смысла. Она была Эйприл Тош, любящей женой Джулиана Тоша, уважаемого адвоката. Возможно, некоторые люди подозревали, что Джулиану нравилось бить Эйприл — и что Эйприл нравилось, когда Джулиан бил ее, — но доказательств не было, и Эйприл никогда бы его не бросила.

Она была искусной манипуляторшей и лгуньей. Она хотела выставить меня злым бывшим мужем, и именно это она и делала. Она не хотела, чтобы люди забыли, за что я попал в тюрьму. Она убедила многих в городе, что это я избегал Саванну. Она убедила многих, что я отрекся от собственного ребенка и что святой Джулиан вмешался, чтобы спасти ее.

Люди не хотели видеть правду. Они не хотели признавать, что я боролся за своего ребенка. Они не хотели думать о том, почему я всегда, всегда отказывался позволить Джулиану удочерить ее.

Было легче поверить в ее ложь, купиться на крокодиловы слезы и жалостливые истории.

Чертов Каламити.

Этот городок был слишком мал.

Если бы не Саванна, я бы давно уехал. Но я отказывался уезжать отсюда, пока ей не исполнится восемнадцать. Оставалось всего два года.

Мне было тридцать пять, и начать все сначала, пока мне не стукнуло сорок, казалось чертовски заманчивым. Мы планировали переехать в любой район, который она выберет для работы или учебы в колледже. К счастью, моя малышка тоже хотела убраться из Каламити.

Кэти могла бы управлять галереей здесь, или мы могли бы ее закрыть. Мне было все равно.

Но это будет потом. Остается еще два года. Два важных года. Так что я продолжал бороться, и пришло время усовершенствовать свою стратегию.

Я рисовал в студии, когда понял, что идея с женитьбой может оказаться удачной. Это ошеломило меня так быстро, что кисточка в моей руке упала на джинсы, испачкав их зеленым.

Не успел я опомниться, как уже ехал к квартире Эверли и стучал в ее дверь.

Что было такого в этой женщине, что заставило меня действовать импульсивно? Та первая ночь в баре. Вторая ночь у нее дома. А теперь… свадьба.

Мы собирались пожениться.

Через два дня.

Сегодня она переезжает в мой дом. Несколько дней назад она написала мне сообщение и сказала, что нам, вероятно, стоит жить под одной крышей.

Было странно видеть ее в своем пространстве. Коробка в моих руках была полна зарядных устройств, электроники и нескольких книг. Последние несколько дней она собирала вещи в своей квартире, хотя их было немного. Она решила оставить мебель у Керриган до тех пор, пока не истечет срок ее аренды. Затем она продаст ее, либо через Интернет, либо Керриган, которая затем сможет сдавать помещение в аренду с мебелью.

Шаги Эверли эхом отдавались на лестнице. Я приготовился к очередному неловкому разговору.

Наверное, нам следовало ограничиться сексом.

В конце концов, это пройдет, верно? Я чертовски на это надеялся. Потому что мы не сможем избегать друг друга.

У меня было три спальни, одну из которых я превратил в кабинет. Комната для гостей предназначалась Саванне. Так что нам с Эверли предстояло делить комнату, кровать и ванную на двоих, как настоящей супружеской паре.

Уловка сработала и здесь. Если Саванна придет, она должна подумать, что я женился на Эверли по-настоящему.

Мы не могли допустить, чтобы кто-нибудь узнал, что все это блеф.

— Э… — Эверли появилась в дверях позади меня с другой коробкой, которую поставила на пол.

— Я расчищу место. — Стол в моем домашнем кабинете был так же захламлен, как и стол в галерее. Под бумагами была гладкая поверхность из орехового дерева. Просто я не видел ее несколько лет.

— Хорошо. — Она оглядела комнату, обратив внимание на заставленные книгами полки. Ее взгляд скользнул по стулу с высокой спинкой и стопкам чистых холстов в углу.

Я всегда натыкался на холсты, но, когда приходило время и мне нужен был холст определенного размера, я никак не мог найти подходящий. Я собрал их в охапку, чтобы отнести в студию.

— Мне много не нужно, — сказала она. — Можешь оставить их.

— Нет, я должен был перетащить их несколько месяцев назад. Просто не успел.

Она подвинулась, чтобы я мог пройти, держа пять холстов под одной рукой, а три — под другой. Затем я сбежал по лестнице, промчался через гостиную и выскочил через заднюю дверь, где скрылся в своей студии.

Оказавшись внутри, я глубоко вздохнул.

— Черт.

Саванна. Это ради Саванны.

У Эверли были свои — неизвестные мне — причины согласиться, а у меня — свои.

Это было мое «Аве, Мария», так что я могу пойти ва-банк. И, так или иначе, если и был человек, который мог убедить весь город, что это настоящий брак, то это была Эверли.

Она была притягательна. Она притягивала людей своей теплой улыбкой и волшебными глазами. Возможно, Саванне она тоже подойдет. Любое женское влияние, кроме влияния Эйприл, было бы полезно.

Я сложил холсты рядом с остальными, затем задержался на несколько минут. Мое рабочее время в студии увеличится. Я буду проводить здесь больше времени, рисуя. Я буду проводить больше времени в галерее и предоставлю Эверли ее личное пространство.

Все, что угодно, лишь бы не оставаться дома, пока не уляжется пыль.

Должно же было стать легче, верно? Это был только первый день. Я ни с кем не жил тех пор, как жил с Эйприл, если не считать сокамерников. Если я смог пережить почти два года в тюрьме, я смогу пережить и брак с красивой женщиной.

Не желая заставлять ее распаковывать вещи в одиночестве, я направился внутрь и встретил Эверли, когда она выходила из гаража, нагруженная одеждой на вешалках.

— Остался один заход.

— Я принесу остальное. — С оставшейся одеждой на одной руке и пустой стойкой в другой, я пинком захлопнул дверь и встретился с Эверли в спальне у шкафа.

Комната была не маленькая, но, когда мы были здесь вдвоем, она казалась вдвое меньше, чем обычно. Она уже спала на этой огромной кровати. В этом не было ничего странного. Почему так?

Она бросила на меня взгляд через плечо и повесила