Соратники Иегу - Александр Дюма

Бонапарт сделал знак надзирателю, и, пока Луи укладывал свои вещи, они успели поговорить за дверью.

Он узнал, что мальчик исключен из училища.

Мера была слишком крутой: исключение Луи повергло бы в отчаяние всю его семью и грозило его будущности.

Скорый на решения Бонапарт счел нужным добиться аудиенции у директора и тут же попросил надзирателя немного задержать Луи.

Бонапарт был прекрасным учеником, в училище его очень любили, маркиз Тибурций Баланс весьма уважал молодого корсиканца, и просьбу его немедленно исполнили.

Очутившись перед директором, Бонапарт изложил ему, как все было, и, отнюдь не обвиняя Баланса, постарался оправдать Луи.

— Вы мне поведали правду, сударь? — спросил директор.

— Спросите своего племянника, и вы увидите, что он скажет то же самое. Послали за Балансом. Он уже знал об исключении Луи и собирался сам рассказать дядюшке о происшедшем. Его рассказ во всем совпадал со словами Бонапарта.

— Хорошо, — сказал директор, — Луи не будет исключен, исключаетесь вы: в ваши годы уже можно уйти из училища.

Он вызвал звонком дежурного.

— Пусть мне принесут список вакансий на чин младшего лейтенанта.

В тот же день он попросил министра предоставить молодому Балансу должность младшего лейтенанта.

В тот же вечер Баланс уехал в свой полк. Он пришел проститься с Луи и едва ли не насильно поцеловал его, меж тем как Бонапарт держал мальчика за руки.

Луи скрепя сердце принял этот поцелуй.

— Сегодня уж так и быть, — заявил он, — но если мы когда-нибудь встретимся и у обоих на боку будет шпага…

Фразу довершил угрожающий жест.

Баланс уехал.

Десятого октября 1785 года Бонапарт был произведен в чин младшего лейтенанта; он был одним из пятидесяти восьми учеников Военного училища, получивших диплом, подписанный Людовиком XVI.

Одиннадцать лет спустя, 15 ноября 1796 года, Бонапарт, главнокомандующий армией, сражавшейся в Италии, брал приступом Аркольский мост. Предмостное укрепление защищали два полка хорватов с двумя пушками.

Видя, как под ураганным огнем редеют ряды его солдат, и чувствуя, что победа ускользает у него из рук, встревоженный замешательством самых храбрых, он вырвал трехцветное знамя из судорожно сжатой руки убитого солдата и устремился на мост с криком: «Солдаты, разве вы уже не те, что сражались при Лоди?» Но вот его опередил какой-то молодой лейтенант, закрывший его своим телом.

Это не понравилось Бонапарту: он желал быть впереди; ему хотелось бы даже пройти по мосту одному, если б это было возможно.

Он схватил юношу за полу мундира и оттащил его назад.

— Гражданин, — воскликнул он, — ты только лейтенант, а я главнокомандующий, мне быть впереди!

— Вы совершенно правы, — ответил лейтенант. И он последовал за Бонапартом.

Вечером, узнав, что две австрийских дивизии полностью разгромлены и взято две тысячи пленных, пересчитав захваченные пушки и знамена, Бонапарт вспомнил о молодом лейтенанте, которого он увидел перед собой в момент, когда ожидал увидеть смерть.

— Бертье, — сказал он, — прикажи моему адъютанту Балансу разыскать молодого лейтенанта-гренадера, с которым я сегодня имел дело на Аркольском мосту.

— Генерал, — в замешательстве пробормотал Бертье, — Баланс ранен…

— В самом деле, я не видел его сегодня. Ранен? Куда? Как? На поле битвы?

— Нет, генерал; вчера у него была серьезная ссора, и ему прокололи грудь шпагой.

Бонапарт нахмурился.

— Все знают, что я терпеть не могу дуэлей, — жизнь солдата принадлежит не ему, а Франции. Ну, так прикажи Мюирону.

— Он убит, генерал.

— В таком случае, Эллио.

— Тоже убит.

Бонапарт вынул из кармана платок и вытер пот, выступивший у него на лбу.

— Ну тогда прикажи кому угодно, но я хочу видеть этого лейтенанта.

Он не решался еще кого-нибудь назвать из опасения получить роковой ответ: «Он убит».

Через четверть часа молодого лейтенанта ввели в его палатку.

Лампа разливала тусклый свет.

— Подойдите, лейтенант, — сказал Бонапарт. Молодой человек сделал три шага и очутился в световом круге.

— Так это вы, — спросил Бонапарт, — сегодня утром хотели меня опередить?

— Дело в том, генерал, что я держал пари, — весело отвечал лейтенант. При звуке его голоса главнокомандующий вздрогнул.

— И вы проиграли его из-за меня?

— Может — да, а может — нет.

— А что это за пари?

— Что я сегодня же получу чин капитана.

— Вы выиграли.

— Благодарю, мой генерал!

И молодой человек рванулся было вперед, как бы желая пожать руку Бонапарту, но тут же подался назад.

На какую-то секунду свет лампы упал на его лицо, но за это мгновение главнокомандующий успел рассмотреть его черты, как уже раньше обратил внимание на его голос.

И лицо и голос были ему знакомы.

Он порылся в памяти, но память ничего не подсказывала ему.

— Я знаю вас, — произнес он.

— Очень возможно, генерал.

— Это не подлежит сомнению, вот только не могу вспомнить ваше имя.

— А вот вы, генерал, так прославились, что ваше имя никому не забыть.

— Кто же вы?

— Спросите Баланса, генерал.

У Бонапарта вырвался радостный возглас:

— Луи де Монтревель! И он распахнул объятия. Лейтенант бросился ему на шею.

— Хорошо, — сказал Бонапарт, — ты прослужишь неделю в новом чине, чтобы все привыкли видеть у тебя на плечах эполеты капитана, а потом станешь моим адъютантом вместо бедняги Мюирона. Идет?

— Обнимемся еще раз! — воскликнул Луи.

— Конечно! — радостно отвечал Бонапарт. Он не сразу выпустил Луи из объятий.

— Признайся, что это ты проколол шпагой Баланса? — спросил он.

— А как же, генерал, — отвечал новоиспеченный капитан и будущий адъютант, — я при вас это ему обещал: для солдата слово священно!

Через неделю капитан Монтревель стал адъютантом главнокомандующего, который заменил имя Луи, в те времена неблагозвучное, более подходящим именем Ролан. И молодой человек, не сожалея о том, что Людовик Святой уже больше не его патрон, принял имя племянника Карла Великого.

Ролан (никто уже не смел называть капитана Монтревеля его именем Луи с тех пор, как Бонапарт окрестил его Роланом) проделал с главнокомандующим Итальянскую кампанию и вернулся с ним в Париж после мира, заключенного в Кампо-Формио.