Генетическая одиссея человека - Спенсер Уэллс

В восточноафриканской саванне садится солнце, и начинает заметно холодать. Вы дрожите от холода, утешаясь тем, что вам и вашим товарищам по охоте удалось убить хромую газель. Сегодня вечером племя хорошо поест. Когда вы вернетесь в лагерь, каждый возьмет простой режущий инструмент, сделанный из камня — острый на одном конце и тупой на другом, — чтобы разделать тушу животного. Инструмент, который антропологи сегодня назвали бы мустьерским (относящимся к эпохе среднего палеолита), простой, но эффективный. Вы быстро удаляете сухожилия и кости, и вскоре отдыхаете, сидя у костра и наблюдая, как на огне варится мясо. Поодаль воет гиена, и впервые за многие часы вы можете отвлечься и подумать о чем-то другом.

Возвращаясь мыслями к сегодняшней охоте, вы рады, что вам снова повезло — стада животных, похоже, редеют. Конечно, вы не знаете об этом, но африканский климат становится засушливее, и ресурсов, необходимых для того, чтобы прокормить стада животных, не так много, как когда-то. После обеда ваша супруга приносит вам вашего сына. Хотя он сильный, здоровый ребенок, он беспокоит вас, потому что кажется вам не таким, как другие дети. Во-первых, он уже научился говорить — и это в двухлетнем возрасте, — в то время как другие дети не говорят, по крайней мере, лет до трех. Кроме того, он, похоже, умеет уже делать гораздо больше, чем другие дети племени, и любит играть с мелкими камешками, разбросанными по всему лагерю. Он кажется гораздо более эмоциональным, чем другие дети, и часто впадает в ярость, пугая этим других членов племени. Но самое странное то, что он изображает на земле тех животных, которых вы приносите в лагерь с охоты. Вы считаете это особенно пугающим, и, обнаружив рисунки, немедленно стираете их. Но все же соплеменники замечают их и начинают шептаться по поводу необычного поведения вашего сына.

Время идет. По мере взросления сына вы учите его охотиться и делать простые орудия труда, но его знания вскоре превосходят ваши. Он, похоже, обладает магическими способностями предвидеть действия животных, и это делает его популярным среди соплеменников, несмотря на его странное поведение. В раннем возрасте — около пятнадцати лет — он становится признанным вождем вашего небольшого племени. Под его руководством оно хорошо питается и процветает. Ваш сын — уже отец многочисленных детей, и похоже, они тоже гораздо умнее остальных детей племени. Уже через несколько поколений все члены племени ведут свое происхождение от него. Он становится «тотемным предком» группы — отцом-основателем, — и все его потомки по определению являются членами этой группы. Племена, которые не освоили таинственные знания о поведении животных и навыки изготовления орудий труда, давшие вашему племени преимущества на охоте, или уходят, или прекращают существование под натиском более умных соперников. Захватчики забирают их женщин в свое племя, а мужчин, как правило, убивают или прогоняют. Вскоре племя становится слишком многочисленным, чтобы жить на одной небольшой территории, и из-за возникающих споров на почве доступа к еде некоторые из молодых людей, взяв с собой жен, отправляются на поиски новой территории. В течение последующих нескольких тысяч лет этот процесс повторяется много-много раз, так что фактически каждый мужчина этого региона ведет свою родословную от того первого умного ребенка.

То, что я описал, могло происходить 60 000–70 000 лет назад в Африке как единичное случайное явление, изменившее ход эволюции человека. Как и многие другие исторические события, это произошло потому, что нужный человек оказался в нужное время в нужном месте — случайное совпадение этих трех условий дало толчок коренным переменам. Но так ли это происходило на самом деле?

Этого мы не знаем. Антропологический термин «большой скачок» был заимствован Джаредом Даймондом из плана, разработанного Мао Цзэдуном в 1950-х годах для индустриализации Китая. Он используется для описания радикальных изменений в технологии, произошедших в начале верхнего палеолита, около 50 000–70 000 лет назад. Эти killer applications, как мы называли их в предыдущей главе, ознаменовали радикальный отход от прежнего образа жизни и заслуживают пояснения. Что послужило причиной столь существенного изменения человеческого поведения?

Ричард Клейн, один из самых убежденных сторонников теории «большого скачка», ссылается на три значительных изменения, которые согласно археологическим данным произошли в то время. Во-первых, орудия труда стали гораздо более разнообразными, а это способствовало более эффективному использованию камня и других материалов. Во-вторых, впервые появляется искусство, что предполагает скачок в концептуальном мышлении. И, наконец, примерно в это время люди начинают гораздо продуктивнее обращаться с пищевыми ресурсами. В совокупности эти данные говорят о значительных изменениях в поведении человека. И Клейн указывает на нашу ДНК как на их причину.

Он утверждает, что в начале верхнего палеолита подобные изменения могли произойти лишь в том случае, если бы мы начали более эффективно общаться друг с другом. На основании этого Клейн делает вывод, что начало верхнего палеолита ознаменовалось возникновением современного языка с его богатым синтаксисом и множеством способов выразить себя. Как полагает большинство антропологов, этот расцвет языковых навыков был важнейшим условием для дальнейшего социального развития. Усложнение социальных связей почти наверняка стало толчком, обусловившим изменения в поведении человека верхнего палеолита. И это, как считает Клейн, произошло благодаря запущенным генами трансформациям в способе получения сигналов нашим мозгом.

Мы можем получить некоторое представление о том, как, возможно, происходили эти изменения, наблюдая за современными детьми. Швейцарский психолог Жан Пиаже, живший в середине XX века, разработал детальную схему нормального развития ребенка. Она включает в себя постепенный переход от распознавания объекта к более сложному пониманию, каким образом объекты связаны друг с другом. На ранних стадиях развития основное внимание ребенка сосредоточено на организации реальных объектов (например, бутылочки, погремушки или папиного лица) во все более сложные системы благодаря поведенческой адаптации (когда я вижу лицо папы, я обычно получаю бутылочку, а иногда и погремушку). Это звучит сложно, но это, похоже, объясняет тот путь проб и ошибок, каким дети учатся общаться с миром. Это также обеспечивает основу для приобретения языковых навыков, самого уникального человеческого свойства.

Сначала речь детей представляет собой лепет — случайные звуки, которые срываются с языка. Фаза лепета в течение примерно двенадцати месяцев уступает место настоящим словам. Многие психологи и лингвисты считают, что первые детские слова, такие как «мама» и «папа», выучить легче всего, и это каким-то образом генетически запрограммировано в анатомии человеческого речевого аппарата. Они встречаются почти во всех языках, и это означает, что в таком объяснении может быть доля правды. Однако американский лингвист Меррит Рулен утверждает, что универсальность этих слов скорее следствие общего происхождения всех человеческих языков — след того первоначального языка, на котором говорили десятки тысяч лет назад, чем анатомически запрограммированный побочный результат. Вполне вероятно, что оба фактора сыграли свою роль и эти звуки использовались в первом человеческом языке, будучи самыми простыми звуковыми комбинациями, производимыми нашим речевым аппаратом.