Бронепароходы - Алексей Викторович Иванов

Алексеевна, отнюдь не религиозны.

— Почему же вы так решили? — лукаво удивилась Ксения Алексеевна.

— Потому что свою слабость люди прячут, а ваша всем очевидна.

В её слабости был явный призыв, и призыв к мужчине, а не к богу.

— Вы — мальчишка дерзкий, — заметила Ксения Алексеевна.

— Вы тоже ставили себе весьма высокие цели, — улыбнулся Роман.

Ксения Алексеевна поняла намёк. Двадцать лет назад весь Петербург обсуждал две свадьбы: миллионщики Якутов и Стахеев женились на актрисах. Ксения Алексеевна принуждённо засмеялась. Да, современные капитаны — уже не романтики, а циники, теперь это в моде. Однако Роман Горецкий ей нравился: высокий, красивый и опытный мужчина с твёрдой линией рта.

— Я уже не та юная актриса, — вздохнула Ксения Алексеевна.

— Думаю, вы не изменились.

Горецкий был прав: ей по-прежнему хотелось быть желанной. Она одна и хороша собой, а положение в обществе у неё совсем не то, что было раньше, — вряд ли кто осмелится её осудить. Летняя ночь такая тёплая, а мужчина такой самоуверенный… И ничто никогда не повторится: ни юность, ни этот миг.

Горецкий осторожно взял её за плечо и склонился к лицу.

— Давайте вернёмся, — негромко пригласил он.

— Возможно, пора… — прошептали полные губы Ксении Алексеевны.

Спальня находилась на втором этаже. Ксения Алексеевна бросила перед дверью веточку шиповника — знак для горничной, что не надо входить или стучать. Тёмного времени им не хватило, и последний нежный вскрик слился с пением петухов на подворье. Потом Ксения Алексеевна затихла. Горецкий немного полежал и бережно высвободил руку из-под её головы. Воздух в спальне светился — окно смотрело на раннее низкое солнце. Сдвинув тяжёлые кудрявые волосы Ксении Алексеевны, Горецкий поцеловал спящую женщину в тёплую щеку и выбрался из постели. Ему надо было спешить на пароход.

Лоцман Федя стоял на кормовом подзоре, измеряя уровень воды шестом-намёткой. Машина поднимала пары, и судно подрагивало. Мамедов встретил Горецкого в рубке. Штурвальный зевал в кулак.

— Надеюсь, лубэзный, ночь прошла нэ напрасно? — усмехнулся Мамедов.

Горецкий поглядел на берег, на парковую балюстраду под тополями.

— У молодого Стахеева есть ещё и пароходная зимовка в десяти верстах выше по течению, — ответил он. — Наша баржа там. Захватить её мальчишку надоумил агент компании «Шелль». Компания пообещала купить у Стахеевых активы их пароходства, если Стахеев приведёт нашу баржу в Самару или Уфу. Путь в Самару перекрыли красные, а в Уфу — мелководье. Мальчишка ждёт.

Мамедов недобро прищурился:

— А как зовут агэнта «Шелль»? Дьжозеф Гольдинг?

12

— Это «Межень», — сказал Роман, глядя в бинокль. — Мы опоздали.

Пароход красных, о котором сообщил капитан Фаворский, преграждая путь, стоял вдали прямо посреди блещущего створа. Из склонённой трубы «Межени» стелился лёгкий дымок — машина работала вхолостую.

— Бросил становое железо на перевале ходовой, — определил лоцман Федя.

Романа раздражала народная лексика лоцманов. Неужели нельзя выучить общепринятые термины судоходства?

— Отдал оба якоря, носовой и кормовой, и занял фарватер на его повороте от левого берега к правому, — объяснил Горецкий Мамедову.

— Друг, я нэ новичок на рэке, — ответил Мамедов.

От солнца в рубке было жарко. Горецкий в бинокль долго изучал створ.

— Судя по мачтам за кустами на косе, этот Стахеев собрал штук восемь разных барж. Его буксир — там же: вижу торговый флаг компании на топе. А «Межень» караулит добычу возле выхода из акватории зимовки.

Сбавив обороты, «Русло» медленно приближался к «Межени».

Вскоре на «Межени» простучал пулемёт, и перед носом «Русла» взбурлила линия белых фонтанчиков. Красные приказывали остановиться.

— Боятся нас, — усмехнулся Мамедов. — Подойду к ным на лодке.

— Возьмёте с собой? — спросил Горецкий. — Мне любопытно.

На кормовом якоре буксир медленно развернуло по течению. Матросы спустили на воду лёгкую лодку, закреплённую на шлюпбалке.

Мамедов и Горецкий дружно гребли распашными вёслами и смотрели, как удаляется «Русло». Вода в Каме была тёмная, глиняная, и на лопастях вёсел отливала краснотой. А волжская вода, песчаная, всегда казалась жёлтой.

— Думаете, Мамедов, большевики разрешат нам забрать нашу баржу?

— Почему бы и нэт? У нас пройзводствэнное дэло. Болшевикам наша баржа нэ нужна. А вот Гольдингу — нужна.

— По какой причине? — тотчас спросил Горецкий.

— «Шелль» тоже добывает нэфт, а на барже — буровое оборудованье новэйшего образца.

На борту «Межени» толпились разморённые зноем моряки в тельняшках и бескозырках. Мамедова и Горецкого вытащили из лодки и в первую очередь бесцеремонно обыскали, затем провели в полутёмный салон.

Как волжанин, Роман не раз встречал на реке «царский пароход», однако бывать на борту ему не приходилось. Роман с интересом разглядывал салон — мебель, дорогую обивку переборок, занавеси на окнах. На оттоманке сидела с ногами красивая девушка. За столом расположился моряк с бородкой клином.

— Кто таковы? — сурово произнёс он.

— Я агэнт завода «Лудвиг Нобэл», а он, — Мамедов кивнул на Горецкого, — капьитан буксыра… Слюшай, друг, у нас промысел за Николо-Бэрозовкой. Вышка стоит, рабочие ждут, а баржа с оборудованьем пропала. Мы искали её. Баржу этот Стахэев, дурной человек, экспропрыыровал и на зимовку загнал.

Стараясь смутить, Маркин сверлил Мамедова недоверчивым взглядом.

— Чем докажешь?

— Так баржей и докажу! Кому ещчё-то наши насосы и лэбёдки нужны?.. А ты, я вижу, прыжал Стахэева, да? Ай, молодец моряк!

Маркин был польщён, хотя вида не подал, — но Мамедов это понял.

— Отдай мнэ баржу, дорогой, — проникновенно попросил он. — Эсли нэ вэришь — пойдём со мной до промысла, кланус, сам увыдишь, что нэ вру!

Горецкий удивлялся преображению Мамедова из холодного и умного командира в какого-то льстивого торговца с восточного базара.

— Стахеева ещё выкурить надобно, — поддавшись на уловку Мамедова, открылся Маркин. — Щенок-то огрызается.

Мамедов выдвинул из-за стола стул и уселся как для дружеской беседы.

— Уйми его, брат. Мнэ бэз баржи нэльзя возвращаться.

Горецкий тоже осторожно опустился на диванчик у двери. Он наблюдал за девушкой. Что она делает на пароходе? Чем так явно недовольна?

— Легко свистеть-то, — вздохнул Маркин. — А у Стахеева два «виккерса».

Девушка вдруг резко перебила Маркина:

— Стахеева мы уймём!

Мамедов быстро обернулся к ней:

— Он и ваши суда захватил?

— Это никого не касается! — отрезала девушка.

— Прости! — Мамедов хлопнул по груди растопыренной пятернёй. — Нэ в свою компетенцью сунулся! Думал, может, помогу чем…

— Да чем ты поможешь? — с досадой поморщился Маркин.

Мамедов покашлял в притворном смущении.

— У Стахэева, слюшай, в Сьвятом Клуче мать живёт, — сказал он.

Горецкий даже выпрямился. Он был впечатлён — но не столько низостью этого намёка, сколько готовностью Мамедова применять любые средства для достижения цели. Горецкий никогда не верил в благородство конкуренции: в гонках пароходов самые достойные