Объяснение социального поведения. Еще раз об основах социальных наук  - Юн Эльстер

В качестве примера того, как понимать поведение в категориях любой из этих трех мотиваций, мы можем процитировать письмо канцлера Нью-Йорка Роберта Ливингстона Александру Гамильтону, датированное 1783 годом, в котором он комментирует преследования тех, кто выступал в войне за независимость на стороне британцев.

Фразы, выделенные мною курсивом, соответствуют разуму, эмоциям и интересу. Эпитеты говорят сами за себя: разум – чистый, страсть – слепая, интерес – низменный. Я вернусь к некоторым следствиям таких оценок.

В анализе человеческих мотиваций Фрейд подсказал три базовые формы, каждая из которых связана с отдельной психической подсистемой. Эти три системы – «Оно», «Я» и «сверх-Я», соответствующие принципу удовольствия, принципу реальности и совести. «Оно» и «сверх-Я» заключают в себе импульсы и контроль над ними, тогда как «Я», «беспомощное в обоих отношениях… тщетно защищает себя как от подстрекательств смертоносного Ид, так и от упреков наказывающей совести». В еще более показательном высказывании из того же эссе («Я и Оно») Фрейд писал, что «Я» – «несчастное существо, исполняющее три рода службы и вследствие этого страдающее от угроз со стороны трех опасностей – внешнего мира, либидо Оно и суровости сверх-Я». Но даже эта формулировка не полностью передает то, что, по моему мнению, является сутью фрейдовской идеи. Это предположение о том, что в процессе существования «Я» во внешнем мире (принцип реальности) ему также приходится вести борьбу на два фронта – против импульсов, исходящих от «Оно» (принцип удовольствия), и с предположительно строгим контролем за этими импульсами, осуществляемым «сверх-Я» (совесть)[62].

Это оригинальное, глубокое и верное предположение. Единственное, чего ему не хватает, так это механизма. Почему «Я» само не может осуществлять необходимое управление всевозможными импульсами? Почему мораль и совесть так часто принимают форму жестких правил? Следует нам постулировать существование отдельных или квазиавтономных психических функций? Чтобы получить удовлетворительные ответы на эти вопросы, потребовались новаторские работы Джорджа Эйнсли (George Ainslie). Я обсуждаю его взгляды в главе XIII. Здесь я только хочу привлечь внимание к тому факту, что многие импульсы необходимо держать в узде по причине совокупного ущерба, который они могут нанести, если их не сдерживать[63]. В отдельно взятом случае чрезмерное потребление алкоголя или переедание, мотовство или прокрастинации (откладывание выполнения домашнего задания, например) совсем необязательно влекут значительный ущерб для агента. Ущерб возникает после повторяющихся злоупотреблений (или повторяющихся неудач). Таким образом, управление импульсами не должно фокусироваться на индивидуальных случаях, так как человек всегда может сказать себе, что с завтрашнего дня он начнет новую, более правильную жизнь. Управление импульсами должно учитывать то, что они предсказуемо возникают в неопределенном количестве случаев. Решение можно найти, если переформулировать проблему так, что неспособность контролировать импульс в данном конкретном случае становится индикатором неспособности справиться с ним в дальнейшем. «Да, я могу отложить сдерживание этого импульса до завтра, но чем завтрашний день будет отличаться от сегодняшнего? Если у меня ничего не получится сегодня, то и завтра ничего не получится». Запустив эффект внутреннего домино и повысив ставки, агент может получить мотивацию побороть импульсы, которая у него отсутствовала бы, если бы он рассматривал каждый день в отдельности. Обратной стороной медали может стать неослабность контроля. Как говорили викторианские моралисты, «никогда не знает исключений».

Наконец, мотивации могут быть консеквенциалистскими (consequentialist) или неконсеквенциалистскими (nonconsequentialist), то есть ориентированными на результат действия или на само действие. Экономическое поведение по большей части ориентировано на результат. Когда люди откладывают деньги на старость, а брокеры покупают и продают акции, они не придают какой-либо существенной – позитивной или негативной – ценности самим этим действиям; их интересует только результат. Безусловный пацифист, отказывающийся идти на военную службу даже для борьбы с самыми злыми врагами, не принимает в расчет последствий своего поведения. Самое главное для него то, что некоторые действия, такие как убийство человека, подлежат безусловному запрету. Дело не в том, что он не осознает последствия, как в случае эмоционального действия; просто последствия не имеют значения для того, что он делает.

В публичной политике также действует два вида мотиваций. Тот, кто разрабатывает политику, может применить принцип «Находка принадлежит нашедшему» (как в патентном законодательстве), предположив, что если человек, открывший ценный ресурс, получит право собственности на него, то будет открываться больше ценных ресурсов. Это консеквенциалистский аргумент. Неконсеквенциалистским аргументом в пользу такой политики будет утверждение, что человек, открывший ресурс, будь то кусок земли или лекарство от рака, обладает естественным правом собственности на него. В качестве другого примера мы можем рассмотреть речь (XXXI) Диона Хризостома против практики Родеана использовать старые бронзовые статуи для почитания благотворителей города, что, как он утверждал, одновременно нарушало права тех, в честь кого эти статуи были первоначально воздвигнуты, и отвращало новых благотворителей, которые понимали, что статуи, воздвигнутые в их честь, вскоре снова будут использованы для кого-нибудь другого. Консеквенциалистские аргументы могут (как кажется) оправдывать жесткие меры против террористов, даже если предпринятые шаги нарушают неконсеквенциалистские ценности, связанные с правами человека и гражданскими свободами[64].