Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя - Владимир Калиниченко

Рукопожатиями обмениваемся в середине кабинета. И тут меня понесло в чисто восточном подхалимском стиле. Я стал говорить о потрясающих успехах республики, о ее замечательных тружениках и о мудром руководстве Гейдара Алиева. Речь я держал минут двадцать и видел, как взгляд Алиева теплел с каждой моей фразой.

«Все! Разговор у нас получится», – подумал я и оказался прав. Проговорили мы больше часа. Итог подвел хозяин:

– Я за строгое соблюдение закона. Если дело подлежит прекращению, так и поступайте. Но полностью реабилитировать этого отщепенца нельзя.

Встреча закончилась. Алиев проводил нас до двери, на выходе взял со стола две брошюры:

– Это вам на память о нашей встрече.

Только потом, просмотрев их в гостинице, я понял, что такое дипломатия по-восточному. Это были тексты выступлений Алиева на партконференции и пленуме ЦК, где он давал оценку Гамбою Мамедову. Этим «подарком» он говорил мне: «Запомни мое мнение и сделай так, чтобы твои выводы не расходились с моими».

Через несколько дней я уезжал в Москву. По дороге в аэропорт в сквере увидел огромных размеров портрет Брежнева с поднятой в приветствии рукой и надписью внизу: «Широко шагает Азербайджан».

Через несколько лет вождь посетит в последний раз солнечную республику. Его повезут на осмотр континентальной установки «Шельф». Делая вид, что слушает пояснения о ее технических характеристиках, Леонид Ильич обведет глазами Каспийское море, посмотрит на Баку и произнесет вдохновенно:

– Да, товарищи! Хорошеет Одесса!

С этими словами он уйдет к машине, а окружающие увидят кулак Алиева, которым он даст понять, что никто не смеет засмеяться.

Чуть позже Алиев станет членом политбюро и переедет в Москву. Весь Азербайджан будет говорить о перстне стоимостью свыше двухсот тысяч рублей, который он на глазах у миллионов телезрителей во время прямой трансляции надел на руку генсека, о директоре ювелирного завода, которого заставили оплатить стоимость перстня, и о том, как он, не выдержав всего этого, умер от инфаркта. И еще расскажут анекдот о том, как один из руководителей государства, пригласив Алиева, поинтересуется этой историей. Услышав в ответ, что это «ложь, клевета и наветы завистников», заметит: мол, можно вернуться к видеозаписи.

– Нет, – ответит Алиев, – такой факт действительно был, но тот перстень фальшивый. Вот настоящий, – и протянет его товарищу по партии.

Где ложь и злословие, а где истина? Кто знает!

В Москве доклад по делу Мамедова выслушал Найденов в присутствии нескольких признанных в стране корифеев следствия. Мнение было единодушным – дело подлежит прекращению за отсутствием в действиях Мамедова состава преступления. Соответствующее постановление я подготовил и по указанию Виктора Васильевича направил в Азербайджан на имя Заманова.

На следующий день меня пригласил к себе занимавший в то время должность начальника следственной части Прокуратуры СССР Алексей Владимирович Бутурлин.

– Есть указание Найденова включить вас в состав следственной группы, расследующей дело по Министерству рыбного хозяйства.

– Я это понимаю, но не решен вопрос о моем переводе в Киев. Я в подвешенном состоянии: уже не запорожец и еще не киевлянин.

Бутурлин улыбнулся, подошел к сейфу, взял оттуда какие-то бумаги и положил перед собой.

– Скажу вам откровенно: азербайджанская эпопея еще не закончилась и не тешьте себя надеждами. Нужно дождаться реакции Алиева на ваше постановление. И еще: когда вам обещали квартиру в Киеве?

– В июне – июле.

– А сейчас какой месяц?

– Октябрь.

– Ну и где же должность и жилье?

Я подавленно молчал.

– Так вот, Владимир Иванович. Я передаю вам предложение Найденова, и мы его разделяем: перейти на работу к нам. Как вы на это смотрите?

Я растерялся. Такой поворот событий был для меня несколько неожиданным.

– В общем-то не знаю. Ведь есть согласие и договоренность на Украине.

– Как я понимаю, там ведут с нами, а тем более с вами тактическую игру. Чтобы у вас не было колебаний, возьмите документы на квартиру, которую мы вам выделяем в Москве. Если решитесь, я жду ответ завтра.

Первое, что я сделал после ухода от Бутурлина, это стал звонить в Киев, хотя решение фактически принял, ибо в руках у меня были документы на отличную квартиру в столице. Встречный вопрос был, как и прежде, дипломатическим: как мое азербайджанское дело? Дать ответ на него я при всем желании не мог.

Прошел примерно месяц. Я все еще оставался прокурором-криминалистом прокуратуры Запорожской области. В один из дней меня вызвал к себе Лодысев. Выглядел он несколько испуганным.

– Ты знаешь, Найденов в ЦК встречался с Алиевым. Он очень тобой недоволен.

– Вот как?

Мне в очередной раз демонстрировали уроки придворной дипломатии.

– Соберем совещание и еще раз обсудим, насколько правильна оценка действий Гамбоя по эпизоду с Гаджиевым, – сказал Лодысев.

Все те же лица, все тот же вопрос, но только оценку ему давали прямо противоположную. Мамедов, конечно, злоупотребил служебным положением, и его действиями причинен существенный ущерб государственным интересам, так как от уголовной ответственности незаконно освободили взяточника. Дело, конечно, нужно прекратить, но признав Мамедова виновным. Как ни грустно это признавать, но нам диктовали свою волю сильные мира сего.

Пройдут годы. Мамедов будет безуспешно обивать пороги КПК[23] при ЦК КПСС, добиваясь восстановления в партии. В стране переменится климат, и новый генеральный прокурор СССР Александр Михайлович Рекунков даст указание о возобновлении следствия по делу Гамбоя Мамедова. Доследовать там было нечего, и поэтому Рекунков скажет:

– Если мы прокуроров, пусть даже за ошибочные решения при оценке доказательств в отношении знакомых, будем признавать преступниками, у нас работать будет некому.

У меня попытаются выяснить, кто «надавил» на меня в 1979 году. Ответить я не смогу. Все играли тогда свои роли в очередном спектакле на заданную тему. Все были маленькими винтиками в политических играх и за место на солнечном Олимпе.

Дело Гамбоя Мамедова прекратят по реабилитирующим основаниям, но еще какое-то время в КПК будут сопротивляться, не желая отменять ранее принятое решение по его исключению из КПСС. Потом Гамбоя Алескеровича все же восстановят в партии, и он во весь голос заговорит о попранной в годы застоя чести, и поддержит его республиканская и союзная печать. Но еще позже Гейдар Алиевич Алиев будет избран народным депутатом Азербайджана и тон критики в его адрес на страницах той же печати несколько сместит акценты в другую сторону. Жизнь меняется, жизнь продолжается. Сегодня Гейдар Алиевич Алиев президент независимого Азербайджана.