Большая книга ужасов. Millennium - Ирина Щеглова

Она села ровнее, не цепляясь ни за что взглядом, осмотрелась. На пригорке собирался отряд. Между ребятами бегал физрук, не давая никому спускаться, хотя мальчишки рвались сбежать, узнать, как дела. Остальные возбужденно кричали, размахивали руками, звали к себе. Пося держался за плечо. Врезать ему успели, что ли? Мимо протопали трое. Впереди брел Королев, поникший, с опущенной головой. Словно его не из болота вытащили, а только что смертный приговор зачитали, но перед самой казнью успели отменить. Его догнала Зайцева, сильно толкнула Лешку, так что тот остановился. Но отвечать не стал. Побрел дальше. Идущий последним Кривой наклонился, что-то сорвал, сунул в рот.

Зеленый стебелек в его руке встревожил Алену. Она подалась вперед.

– А что это за трава?

– Какая трава? – бодро отозвался Матвей, перехватил Аленин взгляд и резко свистнул. – Эй! Боец! Вернулся!

Кривой все так же лениво сменил направление и пошел обратно.

– Ладонь показал! – перешел на военный тон Матвей.

Стебелек был изрядно пожеван, от листика осталась половина. Вожатый осторожно понюхал его.

– А чего? – равнодушно протянул Юрка. – У нас такой же в лагере растет. Да ты его уже видел!

– Я вам запретила жевать всякую гадость!

Возмущаться, глядя на собеседника снизу, неудобно, но Алене лень было вставать, поэтому она просто отвернулась. О чем можно говорить с Юркой?

– Нормальная ботва. Прикольная такая…

– Ага, прикольная… – Матвей размял стебелек в пальцах, понюхал, лизнул надломленный листик. – Знаешь, как называется?

– Трава. – Юрка смотрел в сторону. Ботаника его не интересовала.

– Дурман, или белена. У него еще такие белые цветочки, похожие на удлиненные колокольчики? Вороночкой, да?

– И чего?

– Кого вы там последнее время постоянно видите?

– Тебя с Аленой.

Матвей посмотрел на напарницу. Алена сидела, поджав ноги, готовая вскочить.

– Все ваши покойницы – это галлюцинации, – припечатал Матвей. – Дурман – сильнейший галлюциноген. Давно вы его жуете?

– Пару раз всего, – буркнул Кривой. – После него жрать не хочется.

Алена оглянулась, проверяя, не сошла ли Земля с орбиты, на месте ли горизонт.

Сколько надо съесть белены, чтобы начались галлюцинации? Пол-листика достаточно? Ладно, мираж – земли нет, а ты ее видишь. Но говорящая галлюцинация? Обещающая убить и убивающая?

Алена встала и пошла к болоту.

Трясина – галлюцинация? И то, что они тонули? Разве может быть глюк один на всех? Независимо от того, кто что жевал и когда?

Нутряная дрожь тряханула Алену, и она побежала к кочкам, за которыми еще недавно барахтались Кривой с Королевым. Вот они, сочные кусты осоки, вот березка. За ней все началось, ведь так?

Деревце, густая трава, низинка. Чавкнуло под ногами. По щиколотку. Еще бы! Такой ливень прошел.

Дальше, дальше. Бугорок – лезет вверх прошлогодняя мурава. Обзор, как со смотровой площадки, но никакого болота не видно. Трава – высокая, осока – острая, чахлые деревца… тонкие. Лужи. Взвеси грязи.

Алена спрыгнула с кочки и потопала обратно. Коротко скомандовала:

– Идем дальше!

Матвей с Юркой замерли от удивления, а вожатая продолжала отдавать распоряжения:

– Моторова! Встала!

И повернувшись к остальным:

– Пошли! Нас будет ждать автобус! – Махнула рукой физруку, чтобы поднимал детей. – По коням! Мы и так много времени потеряли. – И уже тихо, для себя прошептала: – Надо двигаться, стоять запрещается. Ей нельзя давать время придумать новую каверзу. Чем быстрее доберемся до места, тем лучше. А потом – лагерь, в лагере все станет проще.

Вожатая зашагала, четко глядя прямо перед собой. Краем глаза заметила, как рядом появилась пара перепачканных в грязи ботинок. Моторова шла широко, не отставала.

– На самом деле ничего нет, – решительно произнесла Алена. – Все мы себе сами придумали. Не знаю уже, кто первый вспомнил Канашевич, но о ней заговорили, вот она и привиделась. Карина говорила, что девчонки ее расспрашивали – отсюда все и пошло. Третий день гроза. Воздух наэлектризовывается, от этого чудится разное. Хорошо еще, зеленые человечки не побежали…

Грязные тенниски чуть обогнали вожатую, и прежде чем она подняла голову и вспомнила, что Моторова была в сандалиях, Канашевич презрительно заговорила:

– Я так и знала, что этим все закончится. Вам мало молний и воды? Подумаешь, спаслись… Подумаешь, я вам не нравлюсь. Вы мне тоже не нравитесь. И гроза здесь совершенно ни при чем.

Алена зажмурилась и протянула руку. Она была уверена, что ничего не нащупает, но вот пальцы коснулись чего-то холодного. Или это холодный ветерок сыграл с ней злую шутку, мазнув по руке?

– И я всегда буду с вами, – шепнули Алене на ухо. – Потому что забывать обо мне нельзя.

– Только тронь кого! – развернулась к голосу вожатая.

Смех взорвал мозг, огнем прошел по венам.

– А чего там трогать? Они сами пришли.

– Кто? – Алена крутанулась на пятках.

– Они нашли мой пакет. Я его закопала около изолятора, а в нем куколка. Помнишь, мы такие делали после тихого часа? А потом… – рядом посопели. – Он… Пришел и говорит: «Ты все можешь – убери соперника». И еще в любви признался. А я смотрю – врет. Ну и наказала. Ты же сама говорила, что врать нехорошо… Или что изменилось? Может, за последние три года стало можно?

– Кто? – Вожатая спешно пересчитывала по головам свою паству. От волнения в глазах все прыгало, счет сбивался. Кого нет? Кого?

– Дальше – больше будет.

И вдруг, как холодный душ – Кабанов! Он не хотел оставаться в лагере. Он собирался идти со всеми. Он сидел за беседкой, ждал, когда уйдет Курицын, он пошел к выходу из лагеря, но не дошел…

Сотовый телефон затрезвонил среди лесной тишины заполошными звуками. Как так? Ведь умирал! Ведь не работал…

– Мать моя! – повышенным тоном начала Вера Павловна. – Что у вас там творится?

– А у вас? – заторопилась Алена. – Вы Кабанова видели?

– Ну ты, мать, даешь! Сама же подписала всем заявление, у всех дела нашлись. Где я его должна была увидеть?

– И совсем-совсем не видели? – упавшим голосом переспросила Алена.

– Так, что еще произошло? – сразу перешла к делу врач.

– Ничего, – прошептала Алена. – В грозу попали и в болоте чуть не утонули…

Телефон пискнул. Экран медленно погас, чтобы больше не загореться никогда.

– Огонь, вода… – задумчиво произнес неприятный голос. – Будут вам и медные трубы!