Тайная комната антиквара - Марина Серова

На этот раз Шишкин просто захлебывался и давился от смеха. Собеседник вторил ему.

Когда эмоции немного поостыли, приятель Шишкина спросил:

— А сейчас… насчет… купить-продать? Ничего не слышно?

— Это ты насчет магазина, что ли?

— Ну да…

— Нет, об этом забудь. Все записано на родственников, там не подступишься. Сейчас вовсю оценка идет, делить будут.

— Но потом-то будут же продавать, когда поделят?

— Даже если и будут, тебе-то какой в этом прок? Я же ясно сказал: производится оценка, значит, насчет реальной цены они будут в курсе, и от продажи ничего не наваришь. Говорю тебе — забудь. Здесь на дурочку не проскочишь.

Я поняла, что услышанное мною еще раз подтверждает уверения Веры насчет безосновательности финансовых мотивов в этом деле. Очевидно, говоря о том, что после смерти Шульцмана его имуществом могут распоряжаться только родственники, она была абсолютно права. Но ведь в том-то и дело, что финансовые мотивы, которые сейчас пробивал Андрюша, касались не столько денег Шульцмана, сколько материальных активов его должников.

Собеседники еще немного потрепались о незначительных вещах, и вскоре по шуму, донесшемуся из-за перегородки, я поняла, что они поднимаются со своих мест и собираются уходить.

Забившись в самый дальний угол кабинки, я проследила за тем, как они вышли из ресторана, быстро расплатилась и отправилась следом.

Но больше ничего интересного не произошло. Приятели той же дорогой направились к конторе Гиля, точнее, к ломбарду, где и распрощались. Друг Шишкина свернул в подворотню, видимо, чтобы продолжить свой рабочий день, а сам Шишкин все так же неторопливо вернулся домой.

Проводив его до подъезда, я снова устроилась за столиком на лавочке, спрятанной в кустах, и стала ждать: не вздумается ли уважаемому пенсионеру еще раз в этот день прогуляться?

Но время шло, а интересующая меня персона из подъезда так и не появлялась.

Чтобы золотое время не проходило даром, я принялась анализировать разговор, подслушанный в ресторане.

Было совершенно очевидно, что когда-то, по всей видимости, довольно давно, как раз в те времена, когда в городском музее работал Шишкин, там произошла какая-то серьезная кража. Ясно было также и то, что к этому делу, так или иначе, были причастны все фигуранты, которые проходят по делу об убийстве Шульцмана, включая и самого Шульцмана. И кстати, не мешает отметить: судя по тому, что Шишкин упоминал именно о «делах», а не о «деле», подобная авантюра была далеко не единственной. Так что, видимо, беспокойство Шишкина относительно «надежности» Гиля было далеко не напрасным.

Впрочем, речь сейчас не об этом. Было в этом рассказе о давней краже что-то такое, что с самого начала меня зацепило. Хотя, казалось бы, события давно минувших дней меньше всего могли иметь отношение к убийству, произошедшему совсем недавно. Но почему-то мой внутренний инстинкт старой ищейки, беспробудно спавший все время, пока я занималась этим делом, и упорно не желавший подсказывать мне, в каком направлении следует прилагать усилия, — почему-то этот инстинкт сейчас неожиданно проснулся и заставлял меня снова и снова прокручивать в голове подслушанный разговор.

* * *

Конечно, в пользу инстинкта говорило, например, то, что и Шульцман, и Гиль, и Шишкин — все они были повязаны этой давней кражей. Но только ли одна кража связывала их? Наверняка никаких пальцев не хватит, чтобы пересчитать все грязные делишки, в которых они участвовали всей своей компанией. Почему же именно эту кражу я должна выделять, а на остальные авантюры не обращать внимания?

Правда, была одна деталь, о которой упомянул Шишкин и которая действительно выделяла эту кражу из ряда других авантюр. Как он там сказал? «Не только бабулек наварил, но и здоровье свое поправил»? Да, да, именно так! А если мне не изменяет память, мать Веры в беседе со мной как раз упоминала и о слабом здоровье своего мужа, и о том, что ему делали какую-то сложную операцию. Причем давно.

То есть мы вполне можем предположить, что именно от продажи экспонатов, украденных из городского музея, господин Шульцман смог выручить денежную сумму, достаточно серьезную, чтобы и семейный бюджет пополнить, и оплатить какие-то, по всей видимости, дорогостоящие медицинские процедуры. Ведь сложные операции не бывают дешевыми.

Ну что ж, в общем и целом дальнейшая программа действий ясна. Выяснить, сколько всего краж совершалось из нашего городского музея за последние… ну, предположим, пятнадцать лет; когда именно совершались эти кражи и что было украдено. Это раз. И второе: поподробнее расспросить родственников Шульцмана, что за операция была ему сделана, по какому поводу она назначалась, а в особенности в какой период времени она производилась.

Да, программа красивая, но все-таки, по сути, она ничего не давала. Даже если полученные сведения подтвердят мои догадки и периоды операции Шульцмана и какой-либо из музейных краж совпадут, что это нам дает? Ну, наварился он от продажи краденых картин, ну, оплатил свою операцию — что из этого? При чем здесь мотив его недавнего убийства?

Разум во весь голос вопил о том, что действия по перепроверке, в общем-то, достаточно очевидных, а главное, не относящихся напрямую к делу сведений, — поступки бессмысленные и только зря отнимающие время. А инстинкт так и нашептывал на ушко: «А ты все-таки проверь».

В конце концов, что еще у меня есть? Гиля раскручивает Андрюша, он — профессионал, и работать с ним параллельно над одной и той же версией — вот это уж действительно напрасная трата времени. А кроме Гиля, у нас в активе только Шишкин.

Я вспомнила об упорном труде, который рекомендовали мне кости, и поняла, что проверки информации, подслушанной в ресторане, мне не избежать. Ведь что есть упорный труд с точки зрения частного расследования? Это есть подробнейшая отработка каждой незначительной детали, которую подбрасывает тебе судьба. А уж если учесть, что я на верном пути…

* * *

Мне еще довольно долго пришлось сидеть за деревянным столиком во дворе, перебирая в голове одну за другой полные сарказма мысли о своем «пути», прежде чем я поняла, что уважаемый господин Шишкин на сегодня больше не запланировал прогулок. Был уже поздний вечер, когда я покинула свой пост, так и не дождавшись его второго появления.

Приехав домой, я первым делом позвонила Володе.

— Ты мне нужен. Срочно! Немедленно приезжай.

— Вот и пойми ее, — бурчал обиженный голос на том конце провода, — то вообще не нужен, то срочно нужен…

— Что ты там бубнишь, даже разобрать невозможно. Давай живо, я жду, — я не желала извиняться.

Через некоторое время раздался звонок в дверь, и очам моим предстал любимый, явившийся по моему зову.

— Что за срочность такая? — первым делом озабоченно поинтересовался он. — Случилось что-то?