Лети, звезда, на небеса! - Анна Ольховская

– Ну и что? Да любой хакер…

– Довольно! – Алексей отвернулся от монитора и посмотрел на своего администратора. – Значит, так, Виктор. Больше эту тему я обсуждать не намерен. Она закрыта. Раз и навсегда. И если ты хоть раз еще посмеешь упомянуть при мне имя этой женщины, я…

– Что – ты? – администратор холодно прищурился. – Пристрелишь меня на месте?

– Нет. Уволю.

– Я уже обмочился от ужаса! – Виктор возвышался над сидящим Майоровым, рассматривая его с брезгливым недоумением. – А теперь послушай меня. Я считал себя твоим другом, поэтому имею право сказать все, что думаю. Три года я восхищался вами. Тобой и твоей женой. Я радовался за вас и завидовал вам. По-хорошему завидовал, потому что в моей жизни такой любви не случилось. Я помню, как боролась Анна, когда тебя подставили и обвинили в педофилии и похищении детей. Она ни на секунду не позволила себе в тебе усомниться, она верила, она любила. И любит, я уверен. Заткнись и не перебивай. – Виктор никогда не позволял себе подобного тона с шефом, поэтому попытавшийся было возразить Майоров удивленно замолчал. – А ведь тогда все было задумано и осуществлено весьма искусно. Так же, как и сейчас. Но ты испытания не выдержал. Ты предал Анну, ты не мужик, а слабак. Сиди, – он усадил дернувшегося Алексея обратно, – сиди и слушай. Тебе подкинули фотографии, и ты с ходу повелся. А я абсолютно убежден, что твоя жена говорила правду, и вины ее в этом нет. И что Ирина появилась возле тебя не случайно. И сведения о твоем якобы бесплодии – полная ерунда. А ты выгнал вон беременную женщину с ТВОИМ дитем. Поверив клевете сразу и безоговорочно. Не проверив ничего.

– Ты закончил? – сухо осведомился Майоров.

– Почти, – Виктор развернулся и вышел на террасу, чтобы через пару минут вернуться с тем самым конвертом в руках. – Теперь закончил. Все, прощай.

– Эй, ты куда это понес! – Алексей вскочил с кресла и бросился следом за администратором. – Верни сейчас же!

– А то что, драться полезешь? – Виктор остановился у входной двери и насмешливо посмотрел на Майорова. – Давай, начинай. Но учти, пакет я тебе не отдам. Он мне нужен.

– Смаковать будешь?

– Обязательно, – усмехнулся Виктор. – Запомни, олух: если ты не хочешь разбираться в происшедшем, это сделаю я. Думаю, с помощью Левандовских. Мы все проверим. И мы найдем Анну, потому что мы – ее друзья. И понимаем, как ей сейчас больно и одиноко.

– Бла-бла-бла, – насмешливо скривился Майоров. – Как трогательно!

– Кретин, – Виктор открыл дверь и вышел. Задержавшись на мгновение, он повернулся к Алексею: – Да, кстати, чуть не забыл. Я у тебя больше не работаю. Ищи другого администратора.

– Скатертью дорога! – напутствовал захлопнувшуюся дверь Алексей.

Дверь удивленно уставилась на хозяина глазком – что он имеет в виду?

Майоров пару секунд рассматривал бронированного циклопа, потом криво усмехнулся и вернулся в комнату.

Где на мониторе по-прежнему издевательски подрагивали ровные строчки послания от Анны:

«Привет, муженек!

Вот, собралась наконец-то написать тебе письмо. По телефону общаться не хочу, в моем положении выслушивать угрозы и оскорбления ни к чему. А пообщаться надо. Поэтому я решила воспользоваться электронной почтой.

Итак, приступим. Я сгоряча отказалась от каких-либо претензий на имущество. Но у меня было время подумать. И я решила – а с какой это стати мы с ребенком должны нищенствовать? Играть в благородство – это как-то не очень современно, согласись.

Поэтому давай договоримся так. Ты покупаешь на мое имя большую квартиру в Москве, в каком-либо престижном жилом комплексе. Плюс к этому – виллу где-нибудь на Средиземноморском побережье, чтобы мы с дочкой имели возможность отдохнуть от загазованного мегаполиса. А также откроешь в швейцарском банке счет на мое имя и положишь на него полмиллиона евро. Думаю, на первое время нам с ребенком хватит. А дальше – видно будет.

Если же ты сочтешь мои претензии наглыми и необоснованными и откажешь мне, что ж! Придется обратиться к прессе. Интересно, как твои фанатки отнесутся к новости о том, что их обожаемый кумир вышвырнул свою беременную жену без копейки денег? А вот на дорогих адвокатов средств не пожалел, и теперь бедную женщину обвиняют бог знает в чем, усиленно поливая грязью!

Что, не нравится? Знаю. Поэтому я и спряталась от тебя подальше, чтобы ты не смог найти меня и устранить. Ведь нет человека – нет проблемы, да, милый?

Но учти, я подстраховалась. Так, на всякий случай, поскольку знаю тебя слишком хорошо. И если со мной что-либо случится, вся информация о происшедшем сольется в прессу. Я записала на видео прочувствованное обращение к общественности. Женщины будут рыдать, поверь мне.

Поверь, милый, поверь. И будь умницей, сделай все, как надо. Жду ответа, как соловей лета!

Целую, твоя Аннушка.

P.S. Да, кстати. Голубовский в постели гораздо изобретательнее тебя».

Да что ж такое-то в самом деле! Все из рук валится, ничего найти нельзя, а теперь еще и это!

Катерина отшвырнула нож в сторону и мрачно посмотрела на порезанный палец. Бедняга пульсировал болью и заливался кровавыми слезами. Он ждал сочувствия, помощи, струи холодной воды, наконец! А она уставилась на него стеклянным взглядом и равнодушно наблюдает за его мучениями!

– Тетя, ты что, с ума сошла? – резкий голос вошедшей Ирины заставил Катерину вздрогнуть. – Загваздала кровищей весь стол! Убери сейчас же! Фу, меня стошнит!

Племянница зажала рот рукой и пулей вылетела из кухни. Катерина какое-то время задумчиво смотрела ей вслед, затем покачала головой, вздохнула и занялась, наконец, пальцем.

Возня с йодом, бинтом, замыванием стола отвлекла ее от неприятных и пугающих мыслей. Катерине не нужны были эти мысли, она пряталась от них, ей было неуютно и страшно. Но чем больше она пыталась избавиться от них, тем навязчивее они становились.

И от этого мир Катерины, до недавнего времени такой простой, понятный и целостный, мутнел и покрывался безобразными трещинами. Очень хотелось поговорить с кем-нибудь сочувствующим, поделиться своими сомнениями и болью. Но… Таких людей рядом не оказалось.

Василий, муж, и слышать ничего не хотел, считая все бабской придурью. Ирина…

Вот племянницы своей Катерина как раз и сторонилась теперь. И беседовать с ней по душам тетушке как-то не хотелось. Совсем.

Впрочем, и в наличии родственных уз, связывающих ее с этой девушкой, Катерина сомневалась все больше. Чужая она, чужая.

И дело вовсе не в том, что Ирина разговаривала с некоторых пор с теткой, словно с прислугой. Это так, небольшой штришок к портрету. А картина в целом домработнице Алексея Майорова очень не нравилась. Гадкая была картина. Довольно быстро проступившая сквозь тонюсенький верхний слой, на котором была нарисована веселая, приветливая и добрая девушка. Искренняя такая, честная.