Маленькая леди - Сонда Тальбот

– Ты в порядке?

Не веря своим ушам, Джим раскрыла глаза. Она не ошиблась. Над ней склонился Майлс Вондерхэйм с бледным как мел лицом и горя щими глазами. И вправду Темный Ангел, подумала Джим. Не зря его так прозвали… Она кивнула и скосила глазами в сторону Фрэнки, пытавшегося подняться с асфальта. Майлс повернулся и ударил его по лицу. Изо всех сил. Что-то хрустнуло, и Джим поняла, что у Фрэнки сломался нос. Но она ничуть не жалела этого негодяя. Он получил по заслугам.

Фрэнки согнулся в три погибели. Он явно не ожидал такого сильного удара от элегантного мужчины в дорогой одежде. Ведь такие всегда проезжали мимо, не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Да и вообще, мало кто из них заглядывал в трущобы…

Джим благодарно взглянула на Майлса. А она-то обзывала его трусом, ругала почем зря. Он нашел ее и спас! Вытащил из такой передряги! Что было бы с ней, если бы он не приехал на Тоск-стрит?! Джим даже думать об этом не хотелось. Жестокое лицо Фрэнки, его омерзительный запах, грубые руки, срывающие с нее одежду, – все это отошло на задний план. И теперь Джим думала только о том, как она благодарна своему Темному Ангелу…

Майлс помог Джим подняться, а потом поднял Фрэнки за шкирку.

– Ты сможешь рассказать в полицейском участке о том, что с тобой произошло? – спросил он у Джим хриплым от гнева голосом.

Фрэнки, обмякший в его сильных руках, будил в нем неистовую ярость. Майлс с трудом сдерживался, чтобы не сделать с этим парнем-то, чего он заслуживал. Задушить этого мерзавца до того, как он попадет в руки полиции.

Джим кивнула. Она видела, что происходит с Майлсом. С одной стороны, Джим было приятно, что Майлс так зол на этого ужасного человека. С другой стороны, Джим боялась, что Майлс потеряет контроль над собой и убьет мерзавца Фрэнки.

Такого Майлса она не видела еще ни разу. За то недолгое время, что они жили вместе, Джим наблюдала разные проявления характера кузена. Он мог быть ворчливым, раздражительным и даже злым, но настолько злым, чтобы убить… Впрочем, никто на его глазах не пытался причинить ей боль…

– Да, да, – пробормотала она. – Конечно, я поеду и все расскажу. Только не делай глупостей, Майлс, прошу тебя.

– Ладно уж, – смягчился Майлс. Он как следует встряхнул обвисшего Фрэнки. – Пойдем, урод. Тебе предстоит несколько тяжелых лет. Благодари Бога за то, что я успел вовремя. Иначе тебя уже не было бы в живых…

В полицейском участке Джим не задержалась. Презентабельный вид Майлса и деньги, которые он тут же сунул начальнику участка, сделали свое дело. К Джим отнеслись с удивительным пониманием, хоть и косились на ее куцую одежонку. Она рассказала все, как было, не забыв упомянуть и о Коротышке. Этот парень мог бы вступиться за нее. Но он предпочел оставить ее наедине со своим другом. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу – кто ты. Эта пословица не лишена основания. Джим была уверена: хоть Коротышка и не принимал участия в деле Фрэнки, он немногим отличался от приятеля.

– Уж будьте покойны, – улыбнулся Майлсу начальник участка. – Мы надолго упрячем этого подлеца. К тому же я уверен, что этот Фрэнки неоднократно проворачивал такие дела. Уж больно мне знакома его физиономия… Но на этот раз, – подмигнул он Майлсу, – мы его в покое не оставим. Поработаем с ним, как следует.

Майлс покосился на Джим, и на душе у него стало гадко. Если бы не его деньги, кто знает, стали бы здесь слушать Джим… Скорее всего, до начальника участка она не добралась бы вовсе. Ее бы выслушал рядовой полицейский и, пожав плечами, сообщил, что «дело безнадежное»… Философия Богарда не лишена оснований: все решают деньги. Эти проклятые бумажки нужны везде, куда бы ты ни пошел… Майлс мог только радоваться тому, что успел вовремя. Иначе… Бедная Джим…

Он холодно попрощался с начальником участка и, взяв Джим за руку как ребенка, вывел ее на улицу. Ее рука была холодной как лед и дрожала. Майлс посмотрел на Джим и увидел, что она вся трясется как в лихорадке. Наверное, это последствия стресса, подумал он. Но от определения причины легче ему не стало. Ведь все из-за него. Все по его милости… Если бы Майлс не стыдился этой девушки и не запер ее в комнате, всего этого кошмара можно было избежать…

Он завел машину и виновато покосился на Джим. Она по-прежнему тряслась и молчала, не в силах выговорить ни слова.

– Джим, – тихо позвал он ее. – Джим…

Она повернулась в его сторону и, к облегчению Майлса, в ее глазах не было ни злобы, ни упрека. Он немного успокоился.

– Я хотел сказать тебе… Прости меня за все это… – Майлсу Вондерхэйму редко приходилось просить у кого-то прощения. Обычно он анализировал свои поступки про себя и почти никогда не признавал своей вины. А если и признавал, то не делал из этого всеобщего достояния. Но сейчас… Сейчас он не мог по-другому. Майлс нуждался, именно нуждался в прощении Джим. И надеялся получить это прощение.

– За что? – Джим чувствовала, что ему нелегко говорить. Но теперь она знала, что Майлс Вондерхэйм – не трус. И у него хватит силы духа признать свою неправоту. А она поможет ему в этом. Обойдется без упреков и оскорблений. Хотя еще совсем недавно готова была разнести ему голову…

– Я не должен был стыдиться тебя. Хоть я и не твой родной брат, но все же несу за тебя ответственность. Я струсил… – Майлс вперил взгляд в серую ленту асфальта, но Джим знала, что сейчас дорога волнует Майлса в последнюю очередь. – Я испугался того, что ты произведешь на моих друзей… негативное впечатление. Понимаешь, Джим… Я скован правилами приличия, как наручниками. Они держали меня всю жизнь. Так же как твоего отца… Но, по сравнению со мной, дядя Патрик все же был куда более независимым человеком. Поэтому он решил признать тебя. Пусть и после смерти. Поэтому он пытался найти твою мать, и, я уверен, женился бы на ней, если бы нашел… Знаю, что мой поступок отвратителен. Знаю, что не имел права так вести себя. Но я прошу прощения и надеюсь, что буду прощен. Потому что больше никогда… – Майлс повернулся к ней, и Джим увидела его лицо, искаженное болью и горечью. – Больше никогда не буду тебя стесняться…

Джим улыбнулась. Нервная дрожь, охватившая ее тело, наконец-то улеглась. В который уже раз ей хотелось плакать. Но теперь слезы, которые стояли в ее глазах, были слезами радости. Майлс оправдал ее ожидания. Он не был ни трусом, ни слабаком. Он был сильным человеком, который ошибался, как и многие другие. Но, в отличие от этих других, Майлс умел признавать свои ошибки.

В последнее время Джим чувствовала себя очень странно. Это «странно» выражалось в следующем: она привыкла к «девчачьим шмоткам» и начала вполне сносно ходить на каблуках, «чтоб я сдохла» безболезненно выветрилось из ее лексикона, уступив место новому выражению «это просто восхитительно». И наконец – самое странное: Джим чувствовала себя так легко, как никогда раньше. Словно бы она не ступала по земле, а ее несли по воздуху невидимые крылья. Она постоянно ощущала какое-то брожение внутри, будто бы в ее душе рождалось что-то новое, неведомое…