Четыре блондинки - Кэндес Бушнелл

Они верят в женщин-писательниц (если только эти женщины не добиваются слишком большого успеха или не привлекают к себе слишком много внимания, если они не пишут о том, что Дийки не одобряют, например, о сексе – конечно, если это не лесбийский секс). Джеймс, который втайне побаивается гомосексуалистов (и опасается, что и сам может принадлежать к их числу, поскольку втихаря восхищается своим собственным анальным отверстием и отверстием Винни), говорит, будто он феминист, но при этом всегда уничижительно отзывается о женщинах, если они отличаются от Винни (в том числе и о ее сестре). Мол, это люди «не серьезные». Или если у них нет детей. Или если они не замужем. Винни испытывает физическое недомогание при виде женщины, которую она считает шлюхой. Или хуже того – блядью.

Дийки не знаются с людьми (за исключением сестры Винни), которые расхаживают по клубам, ведут ночной образ жизни и занимаются сексом. Люди, ведущие такой образ жизни, по их мнению, не могут быть «серьезными людьми». У Дийков уходит весь день (а иногда и значительная часть вечера) на то, чтобы закончить работу. И к концу дня они так выматываются, что им едва хватает сил добраться до дома, съесть ужин (приготовленный ямайской няней) и лечь спать. (Винни приходится вставать в шесть часов, чтобы провести немного времени с ребенком и успеть на пробежку. Ее ребенку четыре года. Винни надеется, что в скором времени мальчик сможет бегать вместе с ней.) У себя дома Дийки – само воплощение уюта и величия; иногда (когда они не работают) они любят посидеть в своих пушистых фланелевых пижамах вместе со своим мальчиком. На ногах у Винни и у ребенка тапочки в виде зверюшек, и Винни играет этими тапочками-зверюшками, словно их ноги разговаривают друг с другом. Ребенок Дийков – наимилейшее создание. Он всегда всему рад – просто прелесть! – и никогда ни на что не жалуется. (Когда только ему это удается, он залезает в кровать к Винни. «Мамочка, я люблю тебя», – говорит он ей.) Мальчик учится читать. (Винни и Джеймс уверены, что он – гений.)

– Но при этом он самый настоящий мальчишка, – постоянно говорит Винни своим друзьям, которые, как и она сама, хорошо устроены в жизни и зарабатывают по сто пятьдесят тысяч долларов в год и у которых тоже есть один или два ребенка. Но всякий раз, когда Винни произносит эти слова, она испытывает шок. Ее охватывает легкий страх, поскольку она не хочет признавать тот факт, что мужчины и женщины отличаются друг от друга. (Если мужчины и женщины отличаются, то чем это может обернуться лично для нее?)

Винни полагает (нет, твердо знает), что умом она не уступает Джеймсу (хотя и не уверена, что он когда-либо с этим согласится) и что она такой же хороший журналист и литератор, как и он. Она частенько говорит себе, что она даже лучше Джеймса (причем во всем, а не только в журналистском мастерстве), но у него (ведь он – мужчина!) просто больше возможностей. Литературный стиль Джеймса и ее собственный литературный стиль (который она позаимствовала у Джеймса, а он, в свою очередь, позаимствовал у других литераторов такого же толка) не кажется сложным, овладеть им было легко, пришлось только подобрать соответствующий ключ. Вот главные черты повествовательного стиля их очерков: псевдоинтеллектуальный и одновременно проницательно-умный – так называемый умтеллектуальный. (Мол, только заикнитесь, что я недостаточно умен, и я заставлю вас об этом пожалеть.)

Винни этим ужасно раздосадована, да и Джеймс досадует не меньше ее, но они никогда об этом не говорят.

Джеймсу его работа внушает страх. Всякий раз, заканчивая статью, он испытывает страх, что другого задания не будет. А когда он получает очередное задание (он постоянно их получает, но от этого его страх не проходит), он боится, что не успеет выполнить его к назначенному сроку. Когда он выполняет задание в положенный срок, то боится, что его редактору (или редакторам – в маленьких темных офисах редакций журналов вечно суетится уйма безликих редакторов) не понравится его материал. Если же он нравится, Джеймс боится, что статью не опубликуют.

Когда материал выходит в печать, он опасается, что ее никто не прочитает, о ней не будут говорить и весь его тяжкий труд окажется напрасным. Если же читатели не говорят о его статье (а обсуждают их не всякий раз), его начинают мучить сомнения, что он не такой уж выдающийся журналист. Джеймс начинает бояться, что в следующий раз у него вообще ничего не получится.

Джеймс испытывает страх перед Интернетом. (Он тайно желает, чтобы Интернет вообще никогда не был изобретен. И еще ему страшно оттого, что Интернет не изобрели лет десять назад.)

Каждый раз, отправляя очередное электронное письмо (и похоже, в последние дни он проводит все больше времени за отправкой таких писем и все меньше времени у него остается непосредственно для работы, впрочем – разве это не происходит со всеми нами?), он боится, что его писание попадет не по адресу. А когда оно попадает куда надо, он опасается, что его переправят куда-нибудь не туда. Джеймс знает, что электронные сообщения нужно составлять краткие и предельно деловые, но всякий раз что-то не получается, когда он пытается их отправить. Джеймс при этом испытывает гнев и чувство превосходства одновременно. (Он в отчаянии. Он знает, что умнее многих из тех, кто пользуется Интернетом. Джеймс хочет, чтобы они это понимали, но боится, что им это невдомек.) Он уверен, что интернетовские шпионы следят за ним. Он знает, что номер его кредитной карты будет украден. (Он уверен, что однажды, вероятно, совсем скоро, все настоящие книги и журналы заменятся книгами и журналами в Интернете. Как и его друзья, он делает вид, что этого никогда не случится. Что книги и журналы в Интернете будут лишь неким дополнением к существующим в реальной жизни. Но Джеймс понимает: это не так. Скорее всего это закончится тем, что он останется без работы.)

Но больше всего на свете Джеймс боится своей жены Винни. Похоже, сама Винни ничего не боится, и это внушает ему страх. В тех случаях, когда Винни должна испытывать страх, – когда ей ставят нереальные сроки для выполнения задания, или когда она не может добиться чьего-то согласия на интервью, или ей кажется, будто ей не поручат именно то задание, которое ей хочется получить, – она начинает злиться. Она звонит разным людям и орет на них. Или рассылает электронные письма. (Большую часть времени она проводит за компьютером. Винни гордится своим умением составлять электронные послания. У нее они получаются сжатые и четкие, не то что у Джеймса – рыхлые, неубедительные и перегруженные второстепенными деталями. Иногда Винни укоряет его в склонности к графомании.) Она решительно входит в кабинеты своих редакторов и закатывает им истерики.

– Надеюсь, вы не хотите сказать, что моя работа вас не устраивает?! – говорит Винни угрожающим голосом. – Ведь я уже выполнила для вас целый казиллион заданий (казиллион – одно из ее любимых словечек), и их качество вас вполне устраивало. Впрочем, если вы отказываете мне в очередном поручении… – Тут голос Винни неожиданно срывается. Она никогда не произносит вслух слова «сексуальная дискриминация». Все немного побаиваются Винни, а Джеймс ужасается при мысли о том, что в один прекрасный день она не получит задания и ее уволят с работы.