Комната страха - Владимир Кузьмин

– Разве ж можно так людей пугать? – спросила я его шепотом, взяв в руки. – Ты откуда здесь взялся?

Почти тут же я вспомнила разговор, слышанный краем уха. Пелагея, кажется, не в первый раз, пожаловалась на мышей в подполе. Мария Степановна пообещала завести кота. Пелагея сказала, что взрослого кота заводить не стоит… Чем там у них все закончилось, я не слышала, но теперь знала. Этакий могучий зверь запросто мог гулять по всему дому, оттого что при своих размерах мог в любую щелку проскользнуть. Вот и пошел среди ночи бродить и добрел до меня. При других обстоятельствах я бы ничуть не испугалась, а скорее всего и не заметила бы котенка, потому что спала бы.

Я положила пушистую животинку в изголовье рядом с подушкой. Котенок свернулся в клубок и заурчал. И меня этим урчанием мигом успокоил и усыпил. Спалось мне прекрасно.

Первым, кого я утром встретила в театре, был Арон Моисеевич. Время от времени для спектаклей требовался оркестр, вот Арон Моисеевич и руководил таким небольшим оркестриком, а заодно и Томским отделением Императорского музыкального общества. Был он человеком милым, беззлобным и отчего-то все любили подшутить над ним. Но мы с ним, можно сказать, были дружны.

– Здравствуйте, жалоба моего сердца, – приветствовал меня Арон Моисеевич с широчайшей из своих улыбок. – Я так был расстроен накануне, не встретившись с вами здесь. Видимо, у вас были свои дела, но я все равно расстроился.

– Здравствуйте, Арон Моисеевич! Как же я рада вас видеть! Как вы поживаете? Как супруга?

– Супруга поживает неплохо. Накануне советовалась со мной насчет нового платья к Рождеству. Спрашивала, где делать талию.

– Да неужели? И что вы ей посоветовали?

– Рекомендовал делать талию как обычно, на восемь вершков ниже мочки уха.

– Вы снова шутите! Значит, и у вас дела должны быть неплохи!

– Кабы так, кабы так… – вздохнул музыкант. – Да кабы не театр! Ну отчего я всегда соглашаюсь на эти семь казней египетских?

– Да что случилось? Неужто вновь понадобилась арфа?

С арфой у Арона Моисеевича были связаны весьма неприятные воспоминания.

– Хуже, много хуже! Теперь господину Корсакову стала потребна лютня! О чем он мне и соизволил поведать позавчера. Зная, что переспорить его невозможно, я смолчал и тут же отправился на поиски лютни. Полагая, что нигде ее не найду, но намереваясь честно предпринять все от меня зависящее. Лютни я, конечно, не нашел, о чем и сказал Александру Александровичу. И о своих мучительнейших поисках доложил в подробностях.

– И что?

– Как что?! Господин Корсаков выслушал меня внимательно и вроде как с сочувствием. А после вдруг сказал, что искать лютню не было нужды.

– Передумал?

– Если бы! Оказалось, что лютня им привезена из Москвы. А я узнал об этом, сбив все свои ноги и не знаю, сколько чужих копыт. Но на этом его измывательства надо мной не завершились! Он сегодня потребовал, чтобы я на этой треклятой лютне в завершающих сценах играл на сцене. Ужасно!

– И что в этом ужасного?

– Я боюсь. Я давно не был на сцене один, без оркестра. А тут еще костюм для меня подобрали. Шутовской, можно сказать.

– Так. С костюмом я разберусь.

– Окажите любезность! А то я тут взбрызнулся насчет отставки. Так узурпатор намекнул на неустойку при расторжении контракта. Раньше он и слов таких не знал, не иначе от вашего дедушки нахватался. Кстати, как там Афанасий Николаевич?

– Неплохо и даже хорошо.

– Эх, жаль он к нам не выбрался. То-то с дочерью у них дуэт получился бы! А то и трио, если о вас не забывать. Да! Ирина Афанасьевна бесподобна! И голос! Ей бы в опере петь! Нет, в оперу ей нельзя. Там давно уже разучились играть чувства, только и выделывают коленца голосом, словно театр в этом заключен. Так вы глянете на костюм?

– Обязательно. И если он неподходящий, то заставлю господина антрепренера изыскать нужное платье!

– А еще, – тут музыкант перешел почти что на шепот, – побеспокойтесь о своей матушке. Затевает господин антрепренер ее вымочить с ног до головы.

– Вы о сцене, где Петручио привозит Катарину в свой дом? Так они по дороге в грозу попали. Тут, пожалуй, одежду обрызгать уместно будет.

– Обрызгать? Дарья Владимировна, брызгать можно из стакана. Он же распорядился несколько ведер воды принести! Вы уж поставьте его на место, окажите всем нам милосердие!

Музыкант тряхнул седой гривой волос и ушел, а за моей спиной раздалось покашливание.

– Здравствуйте, Александр Александрович. И выходите уже из-за дверной створки, потому как подслушивать нехорошо.

– Я знаю, что нехорошо, – легко согласился артист. – Но порой так забавно! Я ведь просто не успел Арону сказать, что лютня у нас есть. Он не спросил, так я и решил, что он знает о ней. А тут приходит и сообщает, что двое суток занимался ее розысками! Еще и наябедничал!

– Точно все вышло случайно? – высказала я не исчезнувшие от такого объяснения подозрения.

– Вам бы я не решился солгать, Дарья Владимировна! Я вас боюсь!

– Правильно делаете. А на костюм я обязательно гляну.

– Даша, у меня к вам еще одна просьба. Надо бы помочь по вашей прежней должности при театре.

– Суфлировать?

– Нет. С шумами. Но вам, чтобы понять суть, нужно быть вечером.

– Буду. Если меня просит сам господин антрепренер, могу ли я отказаться?

На самом деле я даже чуть-чуть ревновала к новому мастеру шумов. Ведь мне самой почти полгода приходилось выполнять эту работу: изображать гром и ветер, стук копыт и скрип дверей, удары колокола и прочие звуки, которые должны прозвучать в постановке. Может, даже правильнее сказать – не выполнять работу, а исполнять эту немаловажную роль? Мне очень хотелось сделать это еще раз, но напрашиваться казалось неудобным. А раз позвали, то предложение я приняла с удовольствием.

Наблюдая за репетицией, я даже не заметила, как пролетело время и настал черед обеденного перерыва. Правда, мне пришлось от обеда отказаться и отправиться с Петей в технологический институт, но тут уж ничего не поделаешь, сама инициативу проявила.

Идти было недалеко, в чем и заключаются прелести небольших городов, в них все рядом расположено, близко. Вышли из театра, прошли несколько сот шагов мимо университетской рощи, поднялись по крутой лестнице, перешли через дорогу и вошли в корпус технологического института. Нас проводили в лабораторию, сплошь уставленную огромными высокими столами, в свою очередь уставленными множеством сооружений из стеклянных колб, пробирок, сосудов сложной конструкции, соединяющих их стеклянных, металлических и резиновых трубочек. А еще в воздухе носилось множество непривычных запахов.

– Господа, пробирайтесь сюда! – услышали мы голос из дальнего угла помещения и пошли на зов.