Пятьдесят слов дождя - Аша Лемми

чуть приподнимает голову, и ее лицо все в слезах. Сдавленно всхлипнув, она кивает.

Пожалуй, в итоге она не такая уж и особенная.

* * *

Позади главного домам стояло старое святилище, и вокруг него росли ярко-красные цветы, словно алые слезы. Нори нравилось представлять, как они вместе с ней оплакивают то, что святость существует бок о бок со столь горьким грехом. Она проводила там столько времени, сколько могла, сидя на коленях и сплетая венки.

У Киёми было меньше правил, чем у бабушки. Нори разрешалось выходить наружу, бродить по дому где угодно, кроме комнат для гостей, и есть, когда заблагорассудится, потому что Киёми хотела ее немного откормить. А вот прислуги там не было. Девочки выполняли работу по дому сами. Когда Нори спросила у Киёми о своих обязанностях, женщина улыбнулась и ответила, что насчет этого ей волноваться не нужно. Нори надлежало обучаться чтению поэзии, искусству чайных церемоний и цветочных композиций, а также заниматься на скрипке, нравилось ей это или нет.

– Можешь развлекать наших гостей музыкой, – объяснила Киёми с кривой улыбкой. – Должна сказать, здесь больше никто такого не умеет.

Мнение Нори легко читалось на ее угрюмом лице.

– У тебя нет выбора.

По крайней мере, играть ей приходилось редко. За шесть недель ее попросили взяться за скрипку всего несколько раз. Каждую вторую субботу вечером в большом зале, который Киёми называла хана но хэя, комната цветов, собирались двадцать с лишним мужчин. Там были татами, шелковые подушки и низкие столики с чайными принадлежностями, а за открытыми раздвижными дверями виднелся цветущий водный сад. Фонтаны с музыкальными звуками изливались на гладкие камни. На всех столах стояли сложные икебаны из свежих благоухающих цветов. Нори пыталась сосредоточиться на всей этой живописности. И старалась не смотреть на мужчин.

В ее представлении они все были о́ни, жуткими демонами-великанами с перекошенными лицами и кривыми когтями. Толстые, уродливые, покрытые язвами и шерстью, скорее звери, чем люди.

Однако все оказалось не так. Мужчины хорошо одевались, будь то в свободные летние юката или в сшитые на заказ костюмы, и некоторые… вызывали симпатию. Остальные девочки, которые избегали Нори с того самого дня, как она там появилась, не испытывали стеснения в мужском обществе. Не доносилось ни криков, ни плача. Когда Киёми хлопала в ладоши, они одна за другой выходили в зал, словно стайка павлинов, отчаянно желая поскорее распустить перья. Разодетые словно отвратительные подобия настоящих гейш, девочки – все выглядели старше Нори – красили губы алым и выбеливали лица. Они занимали мужчин играми и забавляли их попытками петь, однако Нори узнала, что происходит, когда они выскальзывали из зала, держа мужчину за руку.

Некоторые обменивались робкими улыбками с определенным гостем и направлялись к его столику. В начале первого вечера Киёми пояснила, что у лучших девочек есть постоянные клиенты.

– Мегуми получила от своего золотой браслет, – прошептала она Нори на ухо. – И он пообещал ей еще один.

Непонимание, написанное на лице Нори, вызвало у женщины кислую улыбку.

– Конечно, для тебя это пустой звук, маленькая принцесса. Но большинство из нас и не думали, что однажды узнают, каково золото на ощупь.

Норико стояла в углу, облаченная в какое-нибудь из своих красивых новых кимоно, с уложенными волосами, накрашенная так обильно, как никогда в жизни. Она постоянно переступала с ноги на ногу и боролась с желанием стереть макияж. Наблюдала, как Киёми порхает по залу, улыбаясь так лучезарно, что само солнце позавидует, болтая с мужчинами, словно они все давние друзья. Временами группа девочек вставала и принималась танцевать под пластинку, или Киёми кивком подавала знак Нори, чтобы та исполнила что-нибудь на скрипке.

Танцевали девочки хорошо. Они кружились в ярких кимоно, заполняя пространство легкомысленным смехом. Одна из младших умела стоять на одной ноге, а другую изящно вытягивать к потолку красивым острым носочком. Когда танцы заканчивались, девочки затевали с мужчинами азартные игры. Даже из своего уединенного угла Нори замечала, что они всегда позволяют мужчинам победить.

В середине вечера подавали еду – тарелки свежевыловленной рыбы, нарезанной сырыми ломтиками или обжаренной в травах и специях. Обжигающе горячие супы всех видов: с говядиной, курицей, креветками, и странные морепродукты, которые Нори никогда не пробовала. А еще текло рекой саке, которое каждая девушка подливала в чашку своему господину.

Тогда гул разговоров становился громче.

Нори увидела, как пожилой черноволосый и седобородый мужчина скользнул рукой по льняному исподнему девочки, и отвернулась. Акира устыдился бы, увидев ее в таком заведении.

Зал вдруг померк перед глазами, и Нори пришлось опереться ладонью о стену. Мысли об Акире наполняли ее такой омерзительной слабостью, что Нори едва могла стоять.

Вечер тянулся, выматывая ее, вызывая ощущение, будто к рукам и ногам привязали по мешку с песком. Она заставила себя выпрямиться, вспоминая жесткие уроки: необходимо всегда держать ровную осанку. Нори играла, пока не заболела рука и не затекла шея; при этом она старалась не открывать глаза – только если требовалось глянуть на пальцы.

Мало-помалу разговоры стихали – девочки покидали зал, мужчины либо шли впереди них, либо тащились следом, как нетерпеливые ищейки. Когда луна достигла высшей точки, зал опустел. Киёми, приблизившись к Нори, сообщила, что та тоже может идти.

– Ты сегодня молодец. Играешь лучше, чем ожидалось.

– Аригато.

Киёми одобрительно кивнула.

– Ты очень талантлива, знаешь ли. Не то чтобы обязательный пункт, но и не помеха. Правильный мужчина оценит по достоинству.

Нори подавила желание передернуться.

– Я рада, что вам это по душе.

– Весьма. Ты еще и умна. Так что я хочу, чтобы ты училась. Будешь приходить ко мне дважды в неделю по утрам, и я научу тебя всему, что нужно знать.

Нори сморщила нос.

– Я не хочу знать ничего такого, чему вы можете научить.

Темные глаза Киёми стали холодными, и она скрестила руки на полуобнаженной груди.

– А от высокомерия придется избавиться, – ровно проговорила женщина. – Здесь оно тебе не поможет.

– А я не должна здесь быть, – пылко прошептала Нори и отвела взгляд, чтобы не разрыдаться.

Киёми даже не удостоила бессмысленные стенания ответом. Лишь пожала изящными плечами.

– Сейчас тебе больше некуда идти. Можешь принять это с достоинством или можешь сопротивляться и уничтожить себя самоедством. Так или иначе, я жду от тебя повиновения.

Нори склонила голову и промолчала.

* * *

Следующим утром Киёми вызвала Нори к себе в комнату.

Там царил удивительный для столь собранной женщины бардак: одежда была разбросана по кровати, на туалетном столике теснились косметические средства. Киёми, одетая в