Убийца из города абрикосов. Незнакомая Турция - о чем молчат путеводители - Витольд Шабловский

Когда начинается процесс, он отказывается от всех своих прежних показаний. Сам себя объявляет мессией. Выкрикивает: “Я более велик, чем Чарльз Дарвин и Зигмунд Фрейд!”

7

Рабия Озден Казан не хочет со мной встречаться.

— Это еще слишком свежо, чтобы говорить, — отвечает она. — Еще слишком больно.

Мне удается получить ее согласие на короткий телефонный разговор. По фотографиям я знаю, что это красивая женщина с темными густыми бровями и глазами цвета ореха. Как и многие женщины на востоке Турции, она носит мусульманский платок, закрывающий волосы. Она была невестой Али Агджи. Но они расстались.

— Это я порвала с ним, — говорит прекрасная Рабия. — Тяжело, когда жених в тюрьме. Да еще такой жених, — она вздыхает.

Рабия — журналист. Несколько лет назад она ездила взять интервью у Агджи. Так они познакомились.

— Я мало что о нем знала, — говорит она. — Знала, что он был террористом, вот и все. Думала увидеть чудовище. А он оказался обаятельным и чутким. Большинство мужчин в Турции думают, что лучший способ покорить женщину — это строить из себя мачо. А Агджа очень теплый и внимательный.

Тюрьма сделала его более зрелым, чем другие, он гораздо лучше знает, что в жизни действительно важно. А самое удивительное — вы мне не поверите! — что Али Агджа краснел во время нашего разговора. Он стеснительный!

Я сразу поняла, что нравлюсь ему. Он мне тоже понравился. С ним очень интересно. Вместо того чтобы говорить о терроризме, мы заговорили о жизни. “Жизнь — она как хлебные крошки”, — сказал он. Но не объяснил, что имеет в виду, а я не посмела расспрашивать.

За час я рассказала ему все о себе как лучшему другу. Годом позже мы обручились.

Идиллия длилась недолго. Новость об обручении просочилась в газеты. Журналисты начали следить за Рабией, звонить ей и писать об их отношениях. Кто-то написал, что этой шлюхе платят “Серые волки”. Что это старые приятели Али Агджи ей платят, чтобы он немного развлекся. Спрашивал, как это возможно, что акулы турецкой журналистики шесть лет не могут добиться согласия Агджи на интервью, а Рабия Озден Казан, журналистка маргинальной газетки, вошла в турецкую тюрьму Картал, словно в супермаркет.

Похоже, Рабие было очень больно, что Агджа официально этого не опроверг.

Второй день рождественских праздников. На территорию итальянской тюрьмы Ребиббиа въезжает черный мерседес с ватиканскими номерами. Иоанн Павел II приехал навестить человека, который пытался его убить. Разговор длится двадцать минут. Годы спустя папа напишет в книге “Память и идентичность”: “В ходе всего разговора было понятно, что Али Агджа не давал покоя вопрос: “Как случилось, что покушение не удалось?” Ведь он сделал все как надо, позаботился о мельчайших деталях своего плана… Али Агджа — как мне кажется — понял, что над его властью — властью стрелять и убивать — есть какая-то высшая власть. Он стал искать ее. И я желаю ему ее найти”[14].

Папа просит президента Италии оправдать Али Агджу. Вскоре после этого террорист выходит из итальянской тюрьмы. О свободе, правда, речи не идет. Его передают туркам, и те сажают его за убийство Абди Ипекчи. Агджа снова попадает в тюрьму Картал.

8

Я просматриваю с Демирбагом досье Агджи. Мы находим письмо, которое он выслал папе. Письмо написано каллиграфическим почерком, буковка к буковке. У Агджи парез правой руки. Он пишет, держа ручку всеми пятью пальцами.

— Еще у него больные почки и легкие, — добавляет Демирбаг.

При виде письма адвокат оживляется.

— Папа был для Агджи самым важным человеком. Ведь сейчас он отбывает наказание за другое, за мнимое убийство Ипекчи.

Мнимое, потому что спустя годы Агджа сказал, что это не он стрелял в Ипекчи. Что тогда он только следил, не идет ли кто.

— Будь он конъюнктурщиком, он бы уже давно забыл о папе, — продолжает Демирбаг. — А он говорит о нем без перерыва! Вспоминает их встречу, то, что папа простил его и обнял как сына. Агджа тоже любил его как отца.

Когда я только занялся делом Агджи, я не знал ничего о папе, Ватикане, христианстве. Но я быстро осознал: для того чтобы понять своего клиента, мне придется понять папу. Сегодня я знаю, что он был великим человеком, величайшим из живших на свете. Али Агджа тоже так считает.

Он хотел поехать на его похороны. И это вовсе не была попытка привлечь к себе внимание. Он просто хотел там быть. Не вышло. Но, как только он выйдет на свободу, он поедет на могилу Иоанна Павла II. Я знаю, что он очень по нему тоскует.

9

Агджа и папа встречались лишь однажды: в 1983 году, во время знаменитого визита Иоанна Павла в тюрьму. Несмотря на это, до самой смерти папы Агджа называл его своим лучшим другом. Его брат всем рассказывает, что, стоило ему захотеть, он мог стать кардиналом — так сильна была дружба между Али Агджой и Иоанном Павлом II.

Папа говорил, что во время их беседы Агджа опасался мести Девы Марии Фатимской, которая, как уверяют католики по всему свету, отвела руку убийцы. Иоанн Павел II его успокаивал. “Она тебя любит”, — говорил он о Марии.

Агджа запомнил ту встречу иначе.

“Ватикан хотел, чтобы я крестился, это была одна из причин визита папы, — сказал он итальянским журналистам. — Поэтому мы говорили о религии. Я рассказал папе об откровении, которое было мне ниспослано Богом. Папа мне поверил”.

Агджа и сегодня повторяет, что он мессия.

Говорит, что стрелял в папу, потому что Господь лично велел ему это сделать. “В последний момент я хотел отказаться, поехать на вокзал Термини, отправиться поездом в Цюрих и жить там спокойной жизнью. И тогда свершилось чудо. В мгновение секунды я понял, что должен вернуться и застрелить его”, — сказал он журналистам.

Агджа говорит, что лишь выполнял пророчество. Выполнял, потому что кто-то же должен был выполнить. Бог хотел, чтобы это был Мехмет Али Агджа, новый мессия, родившийся в бедной семье, в Хекимхане, неподалеку от пахнущей абрикосами Малатьи, морозной зимой 1958 года.

10

У семьи Агджа очень скромно обставленная квартира. В гостиной только две тахты, старый вылинявший ковер и буржуйка, возле которой сидит Фатма.

— Ваш брат называет себя мессией. Что вы об этом думаете? — спрашиваю я Аднана.

Тишина. Головы дядьев застыли, молчание немилосердно затягивается.

— Мы этого до конца не понимаем, — наконец отзывается Аднан. — Мы простые люди, а тут профессора нужны. Но ведь в фатимском предсказании написано о моем брате, так или нет? И написано, что мир ждет много страданий. Пока все сбывается. Мой брат, когда выйдет из тюрьмы, напишет книгу. Там он все объяснит. Эта будет такая книжка, как “Код да Винчи”, которая христианам показала, как все было с их религией.