Лучшее признание в любви - Нина Милн

Он кивнул, заражаясь ее энергией и живостью.

– Поговори с учителями, узнай, что делается для детей, у которых есть проблемы с чтением и вообще с обучением.

– И не нужно на этом останавливаться. Я думаю о всех детях и людях, которые имеют проблемы в обучении и проблемы психологического плана. – Габи взмахнула рукой с пиццей. – Ты поможешь мне провести мозговой штурм?

– С удовольствием. – Цезарь удивился тому, насколько сам этого хочет.

Пока они разговаривали и обменивались идеями, атмосфера, казалось, изменилась. Он смотрел на нее, на ее оживленное лицо, на то, как она жестикулировала, блеск ее глаз. Она была так близко. Очень, очень близко.

Габи замолчала и посмотрела на него. Их взгляды встретились. Цезарь понимал, что ему нужно что‑то сказать, что нельзя сейчас молчать.

– Чем больше я тебя узнаю, тем больше убеждаюсь, что ты именно тот правитель, который нужен Касавелье. Ты смотришь на вещи иначе. Ты станешь великой королевой.

– Ты действительно так думаешь? – Ее голос был робким, неуверенным.

– Да. – Он старался сделать так, чтобы она поверила в то, что говорит. – Да, действительно думаю.

Теперь воцарилась тишина. Но эта тишина кричала невысказанными словами, желанием. Это желание чувствовалось в воздухе вокруг них, оно оплетало их и тянуло друг к другу, пока наконец промежуток между ними не стал ничтожно мал. А затем Габриэлла, подавшись вперед, коснулась его губ своими губами. Цезарь запустил пальцы в ее шелковистые распущенные волосы. Резкий запах шоколада, аромат ее ванильного шампуня, – все это атаковало его чувства, и он потерялся.

Габи углубила поцелуй и прижалась к Цезарю с тихим стоном, ее пальцы нащупали пуговицу на его рубашке, прошлись по его груди. И, простонав ее имя, он соскользнул с дивана, утянув ее за собой на мягкий ворсистый ковер, нагретый жаром от камина.

Внезапный треск поленьев словно разорвал эту магию, и… Габриэлла резко отстранилась и села. Смятение во взгляде, учащенное дыхание. Она выглядела чертовски красивой, но чувство вины уже пробивалось наружу. Он не должен был позволить этому случиться.

– Мне очень жаль, – сказал Цезарь, – я не хотел так увлекаться.

Габриэлла прикусила нижнюю губу.

– Никто не хотел. И я… мне тоже жаль.

Все, что он хотел сейчас, – это убрать с ее лица страдальческое выражение.

– Значит, нам обоим жаль, но посмотри на меня, Габи, пожалуйста.

Она так и сделала, ее взгляд был наполовину застенчивым, наполовину уязвимым, а он продолжил:

– Мне трудно об этом сожалеть, потому что я хотел поцеловать тебя, а ты хотела поцеловать меня. То, что произошло, – это не ошибка. Так что давай запомним этот момент как нечто прекрасное. Пусть будет прекрасным воспоминанием. Договорились?

После небольшой паузы она кивнула:

– Договорились.

Габи открыла глаза и заморгала, оглядывая незнакомую комнату, заставленную тяжелой черной мебелью. Острые края богато украшенного стола у зарешеченного окна. Она моргнула еще несколько раз, и воспоминания обрушились на нее.

Неужели все это было сном?

Нет… Она вспомнила ощущение губ Цезаря на своих, тепло его тела, тепло от камина. Она закрыла глаза и прижала руку к губам. Хорошо, что они очнулись от наваждения до того, как все зашло слишком далеко.

Габи тяжело вздохнула. Что ж, надо вставать и встретить неизбежное – неловкость утра.

Но когда она через двадцать минут вошла на кухню и Цезарь, повернувшись к ней, улыбнулся, то все напряжение покинуло ее. И она даже смогла улыбнуться ему в ответ.

– Доброе утро, – сказал он, – я подумал, что мы могли бы позавтракать здесь, а потом бездельничать весь день, читая перед камином.

При упоминании камина ее щеки вспыхнули, но все же она согласно кивнула. А спустя некоторое время действительно уютно устроилась перед камином с чашкой чая и книгой, теряясь в другом мире и с удивлением обнаруживая, что Цезарь делает то же самое. Он с неподдельным интересом читал книгу, которую она предложила ему.

Единственной помехой был перерыв на обед, чиабатта с холодным мясом, местные сыры. Почти сразу после обеда зазвонил телефон. Цезарь вышел из комнаты, а потом, засунув голову в приоткрытую дверь, сказал:

– Мне нужно ненадолго выйти, чтобы забрать кое‑что. Продолжай наслаждаться чтением, я постараюсь не задерживаться.

Но ей пришлось подождать, прежде чем он вернулся в комнату. И когда она подняла голову и посмотрела на него, то ей показалось, что он взволнован. Или нервничает.

– Мы идем гулять, – сказал он.

– Ладно, – кивнула Габи и положила закладку между страниц, прежде чем закрыла книгу. – А куда мы идем? Мне нужно переодеться?

– Просто накинь что‑нибудь потеплее. И встретимся на улице.

Через пятнадцать минут Габи быстрым шагом пересекла вестибюль и вышла на улицу, ахнув от удивления. Земля была вся покрыта снегом. А прямо перед ней стояли сани, в которые были запряжены две самые красивые лошади, которых она только видела в жизни. На козлах сидел мужчина в цилиндре и фраке. Цезарь стоял около саней.

– Прошу, – указал он рукой и помог ей сесть. А потом сел сам, достал большой пушистый белый плед и укрыл их обоих.

– Я и не знала, что пошел снег, – сказала Габи.

– Я тоже, – хмыкнул он. – Мне позвонила Флавия, и я подумал, что тебе это может понравиться.

– Мне очень нравится.

Она повертела головой по сторонам. Девственно‑белый снег, ослепительно‑голубое небо над головой, скрип полозьев по снегу, ржание лошадей – все это добавляло волшебства и оставляло чудесное послевкусие на весь день.

– Спасибо. За этот перерыв. Он был мне так нужен. У меня появились силы, энергия. – Но она знала, что дело не в перерыве, а в этом мужчине, который сидел с ней рядом, который заставлял ее смеяться, украшал с ней елку, был добрым и сострадательным. И заботливым.

– Я рад, – просто сказал он. После небольшой паузы Цезарь продолжил: – Скоро мы будем на месте. Я хочу показать тебе небольшую заросшую поляну. Это важное место в истории Агилареса. По легенде, более двух столетий назад короли Агилареса и Касавелье встретились на этой поляне и решили, что хватит войн, что их страны становятся только слабее и что им нужен мир. Поэтому они заключили перемирие и сохраняли его, доверяя друг другу и ставя будущее своего народа превыше всяких войн, жадности и междоусобиц.

– И это перемирие сохраняется до сих пор. – Габи ощутила саму историю.

Она чувствовала, что Цезарь решил отвезти ее сюда не просто так. И когда сани наконец остановились, все ее чувства были на пределе, паника нарастала внутри ее.