Ранетки. Все только начинается - Надежда Зарочинцева

— Прокопьева, мы об Обломове говорим. Идик доске отвечать! — скомандовала Копейкина.

Аня вышла к доске и спокойно стала рассказы­вать.

— Обломов мне очень нравится. Он добрыйи обаятельный, в чем-то смешной и наивный,

но умный каким-то своим умом, понимаете? Он очень тонкий: онприпадал к земле и вслу­шивался в шелест листьев, травы, в шуршание муравьев...Да, он не практичный, беззащитный, но очень естественный. В нем есть что-тотакое, чего нельзя сказать словами. Какая-то тайна, о которой он, скорее всего,и сам не знал. Обломов любил, как ребенок. Как-то по-детски чисто итрогательно. Лично я мечтала бы о такой любви.

И спала бы ты с ним, Прокопьева, в пау­тине на сломанномдиване, — ухмыльнулась Зеленова.

А что, очень поэтично! — с улыбкой сказала Аня.

И Захар у него симпатяга, ага, за клопами гонял. Да он бытебя достал со своим сломанным диваном и клопами! И вся любовь быстренько быиспарилась. Тебе бы захотелось нормальной жизни, комфорта!

Евроремонта и посудомоечной машины! — добавила Рита Лужина.

Да! — согласилась Полина. — Крутой тачки, личного шофера,дачи, бани, массажиста, отдыха на Мальдивах! А что в этом плохого? Для меня —это норма! Он просто испугался Ольгу: она яркая, красивая, за ней нужноухаживать, а ему лень, вот и все. Все очень просто.

Типичный потребитель ты, Зеленова! — за­явил Южин.

Между прочим, я уже давно сама зараба­тываю!

А сон — это средство защиты, — продолжа­ла Аня, словно незамечая их перепалки. — После разрыва с Ольгой он очень переживал, он всю ночьпросидел в кресле, не спал. А когда наутро пошел снег, он твердил: «Снег, снег,снег...»

Прокопьеву прервал звонок с урока.

На перемене в кабинет к директору скромно вошла неприметнаяженщина в сером пальто и сером платке, повязанном на голову.

Здравствуйте, Николай Павлович, к вам можно?

Здравствуйте. А вы по какому вопросу? — Савченко оторвалсяот своих бумаг и посмотрел на женщину.

Я мама Насти Пироговой из 9 «Б». Радость у нас большая,Николай Павлович, Ребеночек у нас будет!

Простите, у кого это у нас? — напрягся Сав­ченко.

Удочки моей, у Настеньки.

Фух, а я уж подумал бог знает что. — Дирек­тор облегченновыдохнул и засмеялся, но потом резко посерьезнел, поняв смысл сказанного. —Что? Кто у нас папаша?

Петя Никифоров, ее одноклассник.

Савченко вскочил и принялся нервно расхажи­вать по кабинету.

Была бы она моей дочкой, я бы ей голову оторвал, — сказал онмаме Насти. — Что будем делать-то?

Радоваться, — произнесла женщина с бла­женной улыбкой.

Директор, не зная, что на это ответить, мах­нул рукой ивышел из кабинета. В коридоре он заметил Зеленову с Лужиной. Девушки болтали сгруппой старшеклассников и звонко смеялись. Савченко, хмурясь, подошел к ним.

Это что тут происходит?

Ничего. Стоим разговариваем, — растерян­но сказала Рита.

Разговаривают они, а потом... Так, мальчи­ки, что вы встали?Марш по классам. — Савченко грозно посмотрел на парней и перевел взгляд на юбкуПолины. — Это что?

Юбка.

Нет, это не юбка, это черт знает что! — за­вопил Шрек. —Быстро домой переодеваться. И боевую раскраску смыть! Я самолично про­верю.

Химичка Каримова зашла в учительскую и, поздоровавшись совсеми, заметила, что на нее как-то странно смотрят.

— Что случилось? — удивленно спросила она.

Вот, пожалуйста, что и требовалось дока­зать, — гневносказала Борзова. — Вы хоть знаете, Ирина Ренатовна, что у вас в классетворится?

Простите, Людмила Федоровна, но мой де­вятый «В» — не вашазабота. Я со своим классом как-нибудь сама разберусь, — поправив причес­ку,заявила Каримова.

Вы уже разобрались. — Борзова поджала гу­бы, — Скоро вашаНастя Пирогова во-от с таким животом будет в школу приходить! А ребеночекзнаете от кого? От Пети Никифорова, вашего тихони.

Ой, мама! — Химичка с размаху плюхнулась на стул исхватилась руками за голову.

— А вы, Елизавета Матвеевна, что вздыхае­те? —напустилась Борзова на Копейкину. — Вы, между прочим, тоже зам повоспитательной рабо­те. Я предупреждала, что все эти факультативы по половому просвещениюдо добра не доведут. Но, похоже, кроме меня, здесь никого ничего не волнует. —Алгебраичка гордо подняла голову ивышла из учительской.

— Вы не представляете, Ирина Ренатовна, что тут было, —шепотом сказала Копейкина, нагнувшись к Каримовой. — Савченко бегал по школе,как будто горит что-то, и кричал. А сей­час закрылся в кабинете и не пускаетникого. Идите на урок и постарайтесь не попадаться ему на глаза...

...Мама Наташи зашла в кафе, и к ней тут же подскочилмужчина — тот самый хозяин студии, который прогнал «Ранеток».

Оля, вы меня не узнаете?

Нет, — растерянно сказала Ольга Сергеев­на, глядя нанезнакомца.

Я Андрей, у Бори в группе звукорежиссером работал.

А, вот теперь я вас узнала, — просияла Наташина мама. —Простите, но вы с тех пор сильно изменились. У вас тогда, кажется, совсемдругая прическа была. А где Лагуткин?

Вон он. спит! — Андрей махнул рукой в сторону Бориса,который сидел, облокотившись на столик, — Он тут в кафе сидел со вчерашнегодня, а оно в шесть утра закрывается. Админист­ратор попросил его уйти, ноузнал, что идти ему некуда, и не стал выгонять. Он у них столько денег оставил— им за месяц столько не зара­ботать. Стали искать, куда его пристроить, ипозвонили мне...

А что же вы его в аэропорт не отвезли? — спросила ОльгаСергеевна.

Я пытался, а он ни в какую, — развел рука­ми Андрей. —Говорит, не поеду никуда, пока с Олей не поговорю Ну все, мне пора, у меня зву­козаписывающаястудия, мы сегодня с группой одной контракт подписываем — опоздать никакнельзя.

Подождите, а мне-то с ним что делать? — спохватиласьНаташина мама.

Отвезите его в аэропорт. Все расходы я беру на себя. —Андрей протянул деньги. — Да, и вот еще билет. У Бори рейс в пять часов. Еслион се­годня не улетит, будет сидеть тут еще неделю — все билеты раскуплены.

Андрей помахал рукой Ольге Сергеевне и вы­шел из кафе, а онаосторожно подошла к Лагуткину и потрясла его за плечо.

— Лагуткин, ты меня слышишь? Проснись, у тебясамолет.

Борис не реагировал, и в конце концов На­ташина мама усталоопустилась на стул рядом с ним. Музыкант открыл глаза и расплылся в улыбке.

Оля! Ты все-таки приехала! — Он сгреб женщину в охапку.