Старосветские убийцы - Валерий Введенский

Сашка! Где его носит? Проходя по коридору второго этажа, где располагались гостевые комнаты, Угаров заглянул в их общую спальню: Тучина там не было. В столовой, куда Денис спустился на завтрак, его тоже не оказалось. Рисовать пошел? На свидание с Машей? Или с Шулявским стреляться? Поляк среди собравшихся за столом гостей отсутствовал. Вряд ли! Что за дуэль без секундантов?

– А где князь с княгиней? – осведомился спустившийся в столовую Тоннер. Завтракать в отсутствие хозяев неприлично.

– Не стесняйтесь, – на правах старшего ободрил доктора генерал. – Княгиня Елизавета чрезвычайно мудрая женщина! Еще вчера распорядилась потчевать нас в любое время.

– Выпить никто не желает? – с надеждой поинтересовался доктор Глазьев.

Генерал взглянул на Угарова. Пить не пьянея не велик фокус, а как ты, мил человек, чувствуешь себя поутру? Денис с улыбкой помотал головой.

– И я повременю. – Веригин разрезал сочный кусок ветчины. – Охота пьяных не любит. Особенно если идешь на вепря. Опасный зверь! Ишь как псы заходятся!

Снаружи доносился громкий собачий лай. На лужайке позади дома бегала не свора, не стая – целая туча собак.

– Я хотел спросить, – подал голос этнограф. Как и псы на лужайке, он был возбужден предстоящим гоном. Даже не снял за столом охотничью, наподобие тирольской, шляпу с серым пером (Роос уверял, что это трофей, настоящее орлиное). – Что это за зверь – вепель?

Генерал ткнул вилкой в кусок ветчины на тарелке:

– Как раз его мясо. Очень вкусное, кстати. Попробуйте.

Роос уставился на розовый ломоть.

– Свинья? – удивился он.

– Свинья, свинья, – радостно подтвердил Веригин. – Но огромная и опасная! Вы только вслушайтесь, какое слово грозное! Вепрь! Мурашки по коже пробегают!

Роос повторил по слогам страшное слово, и все расхохотались.

– Смейтесь, смейтесь! – Генерал не терял нить разговора. – А вот выскочит на вас такое чудовище, берковца в два весом, длиною в сажень, по-другому запоете.

Загадочные русские меры длины и веса этнографу пришлось терпеливо разъяснять: пуд – это сорок фунтов, два берковца – восемьсот.

Роос присвистнул.

– Свинья весом восемьсот фунтов – это фантастика!

С саженью оказалось сложнее. Сошлись, что длина вепря чуть больше роста высокого мужчины, такого, как Терлецкий.

– А еще у него клыки в три вершка, – продолжил Веригин. Показать три вершка оказалось проще простого: находчивый Угаров вытянул ладонь – вот они, искомые, и есть.

– А вот и мы! – В столовую вошли Михаил Ильич и Гришка, будто и не расставались со вчерашнего вечера. – А где Настенька?

Генерал пожал плечами. Зачем люди пьют, коли не умеют? Рожа помятая, жилетка не на те пуговицы застегнута!

– И Тучина нет! И Шулявского! – не переставал удивляться Михаил Ильич. – И их сиятельств!

– Его сиятельство будить пора! К охоте все готово! – Никто не заметил, как через буфетную в столовую зашел Никодим, егерь князя. – Как бы кабан не скрылся!

Никодим среди челяди, видно, считался большим начальником. Седой дворецкий, распоряжавшийся за завтраком, тут же почтительно согнулся:

– Сию минуту, Никодим Терентьевич! Мы бы давно, но Гришка не пойми где шлялся.

– А ты пойми! – Гришка с завистью смотрел на рюмочку в руках доктора Глазьева. В лице Рухнова тот наконец обрел собутыльника, и они торопливо чокнулись. – Барин мне Михаила Ильича велел уложить. Я и уложил!

– А где тебя потом носило, окаянный? – Дворецкий и Гришка явно друг друга не любили.

– Рядом прилег! Устал!

Никодим оборвал перепалку:

– Хватит препираться!

– Князь покои на ключ запер, а где запасной ключ, только Гришка знает! – пожаловался дворецкий.

– В буфетной, за шкапом! – икнул Гришка.

Через секунду дворецкий выскочил из буфетной, на ходу показывая Никодиму ключ.

– Коллега! – обратился Тоннер к сидящему рядом Глазьеву. – Княгиня Елизавета Петровна просила меня осмотреть вашу подопечную. Однако я хотел бы сперва побеседовать с вами. Чем больна Анна Михайловна?

Глазьев покрутил пальцем у виска:

– Старость, знаете, ли! И общая одряхлелость организьма!

– Стучал из кабинета! Не ответили! Тихо в спальне! Спят-с! – докладывал вернувшийся дворецкий Никодиму.

– Почему не вошел?

– Так барыня там, неудобно.

– Неудобно ему! Ладно, сам сейчас разбужу.

– А поконкретней? – настаивал Тоннер. – Вы же Анну Михайловну давно наблюдаете! Опишите, пожалуйста, симптомы!

– У нее целый букет заболеваний! Сейчас покушаем, вместе и осмотрим!

– Она сегодня хорошо себя чувствует?

– Не навещал еще. Только проснулся. Вчера и не помню, как в кровати очутился. Вроде в трофейной заснул, а проснулся у себя в комнате…

Договорить Глазьев не успел.

– Не просыпается его сиятельство! – ворвался в столовую с подсвечником в руках Никодим.

– Как не просыпается? – не понял дворецкий.

– Холодный весь, синий.

– Что ты сказал, братец? Повтори! – Веригин повернулся к Никодиму.

Киросиров с Терлецким среагировали быстрее. Вскочив с мест, бросились в покои князя. За ними, даже не выдернув из-под воротника салфетку, рванул Тоннер.

– Василий Васильевич не просыпается, – повторил Никодим.

– Помер? – первым произнес страшное слово дворецкий.

До Веригина наконец дошел смысл сказанного. Вскочив, он с грохотом опрокинул стул и побежал вслед за доктором. Путаясь, по своему обыкновению, ногами в шпаге, за ним поспешил Николай. Митенька, закрыв лицо руками, по-детски заплакал.

– Ужас какой! – промолвил доктор Глазьев. Трагическое известие застало его с очередной рюмочкой в руках. Он счел за лучшее отправить ее в рот вслед за остальными.

– Почему вы сидите? – вскочил Угаров. – Вдруг понадобится ваша помощь?

– Так столичный доктор побежал! Где нам со свиным рылом-то… – Он не успел договорить: опомнившийся Никодим подскочил к нему, выдернул за шкирку из-за стола и потащил к покоям князя. Следом поспешили Угаров с Митей.

– Куда все уходят? – недоуменно спросил американец у Рухнова.

– Говорят, хозяин дома скончался.

– Какое несчастье! – расстроился Роос. – Безобразие, мой переводчик побежал туда, а мне даже не сообщил.

"Хм, нашел переводчика, – подумал Рухнов. – За версту Тайным приказом или, как он сейчас называется, Третьим отделением от него разит. Вывески меняют, суть остается. Этих господ ни с кем не спутаешь".