Избранные письма. 1854–1891 - Константин Николаевич Леонтьев

монастыря под Москвой, и о. Архимандрит Пимен1 – настоятель наш – милостив и снисходителен ко мне вовсе не по заслугам моим, ибо в мои года, как Вы знаете, уже и трудно стать хорошим иноком; слишком сучьев много наросло, которые обрубать надо!

<…> Надо при этом взять в расчет некоторые обстоятельства, очень неблагоприятные теперь в России для литературы вообще. Человек хорошего направления нынче нелегко находит себе место в печати. Это не ко мне одному относится. Погодин2 говорил мне, что негде печатать; он же говорил мне, что Аксаков3 плачет иногда, когда один. «Русский вестник» загроможден просто материалом, ибо он единственный в России журнал, в котором может печатать человек не демократического, не революционного, не буржуазно-либерального духа. «Гражданин»4 мал и, кажется, небогат. «Русский мир»5 хорошего направления, но газета, а я пишу более крупные вещи. Остальные почти все зараза. <…>

Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).

1 О. Пимен (Петр Дмитриевич Мясников, 1810–1880) – происходил из купцов. Автор «Воспоминаний» (М., 1877).

2 Михаил Петрович Погодин (1800–1875) – русский историк и публицист славянофильского направления. Профессор Московского университета, учитель С. М. Соловьева.

3 Аксаков — И. С. Аксаков. В это время ему была запрещена издательская деятельность.

4 «Гражданин» – политическая и литературная газета-журнал (1872–1914), основана в Петербурге кн. В. П. Мещерским. В «Гражданине» сотрудничали Ф. М. Достоевский, К. П. Победоносцев, H. Н. Страхов, Н. С. Лесков, Ф. И. Тютчев.

5 «Русский мир» – ежедневная умеренно консервативная газета, выходившая в Петербурге с 1871 по 1880 г. Основателем ее был известный славянофил генерал М. Г. Черняев. С конца 1870-х гг. направление газеты в связи с переменой владельца резко изменилось.

47. К. А. Губастову

15 января 1875 г., Москва

<…> Здоровье мое прекрасно. Но… impotentia virilis[15] – слава богу, установилась прочно!

Очень рад и считаю это благодатью Господней. <…>

Впервые опубликовано в журнале «Русское обозрение». 1894, сентябрь. С. 365.

48. К. А. Губастову

15 апреля 1875 г., Москва

<…> К тому же Россия оригинальна тем, что в ней всего можно ожидать наихудшего, когда дело идет о высшей культуре. Наш утилитаризм начинает далеко превосходить европейский, ибо корни идеальной культуры были у нас моложе и слабее, и их оказалось прогрессу легче вырвать, чем на Западе, где идеальные потребности религии, поэзии, рыцарства и т. п. накопились за тысячу лет. <…>

Жена и Маша1 были здесь после Вас; пробыли три дня, и я был рад их видеть; они теперь мирны в общем горе и общей нужде, хоть Маша, конечно, без капризов и дурных манер теперь обойтись не может. Они меня ждут теперь в Кудиново пить кумыс. Да и брату2 мы, посоветовавшись с дельцами, в соглашении отказали, и он, кажется, начинает тяжбу. Присутствие мое необходимо там, около Калуги, хоть на одну часть лета. Хотя почти все адвокаты говорят, что мы правее и выиграем, но не надо себя и ласкать надеждами; вдруг проиграем еще половину Кудинова! Тогда уже и хлеба там на 4-х человек недостанет. <…>

А что касается до уныния и тоски, то они при плохих делах по литературе везде – и на Афоне, и в Кудинове, и на Угреше были. Менее всего, однако, в Халках и Пере не только потому, что я думал: вот-вот напечатают. Но еще и потому, что сама жизнь в Царьграде меня более всякой другой жизни удовлетворяет; там есть все: для церковных чувств, для общих потребностей, для мысли и т. д. Только в Царьграде я жил настоящим; ей-богу так! Только в Царьграде я чувствовал себя на своем месте, на всех других местах я чувствовал себя временно, и Вы сами хорошо знаете, что из всех других мест я уезжал с радостью и только из Царьграда с сожалением и досадой, что нельзя тут окончить жизнь. Кроме дружбы [нрзб], кроме общества в моем вкусе (не хамского), кроме вообще обстановки, я, как кошка к дому привязывается, привязался к посольству. Люблю Франческо, Евангели, дворы и сады, фонари и шелест деревьев во дворе, люблю игнатьевские рауты и обеды, уважаю Семирамиду, дружен с горничными Ону, переношу даже прическу мадам Белоцерковец и грацию Сухотиной3. И на солнце есть пятна! <…>

Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).

1 Маша — племянница Леонтьева, Мария Владимировна Леонтьева (1848–1927), дочь В. H. Леонтьева. Все важнейшие события внутренней и внешней жизни Леонтьева, его писательство и идейные искания неразрывно связаны с ней. Под псевдонимом «Русская женщина» опубликовала статью «Женщина – женщине о новой книге» («Свет». 1886, № 91) о книге Леонтьева «Восток, Россия и славянство». В 1869–1873 гг. по нескольку месяцев жила в доме Леонтьева в Янине и Салониках.

2 …брату… – Имеется в виду Александр Николаевич Леонтьев (годы жизни неизвестны), офицер, выведен в неизданном автобиографическом романе Леонтьева «От осени до осени» под именем Алексея как кутила и развратник, подобие армейского Ноздрева. В 1875 г. Леонтьев записал о нем в своих воспоминаниях: он стал седым и гадким стариком… всегда без места, без денег, иногда полупьяный, всюду презираемый порядочными людьми…» («Литературное наследство». Т. 22–24. М., 1935. С. 470).

3 Франческо, Евангели… Семирамида… мадам Белоцерковец… Сухотина — неустановленные лица, связанные, по всей очевидности, с русским посольством в Константинополе.

49. Е. А. Ону

15 июля 1875 г., Кудиново

Il у a des siècles que je n'entends plus votre bonne voix, mon excellente?? amie??

S'il ne s'agissait que de moi, que de l'ami seul – il n'y aurait pas 4 points d'interrogation. Mais il s'agit de Vous, de l'amie, par conséquent il y a 4 points d'interrogation. 1 point. Vous êtes femme c.à.d. épouse, mère et coquette en même temps… Voilà bien des raisons d'être pour oublier un ami. 2 point. Vous aviez vos raisons personelles pour être très mécontente de moi et quoique plus que la moitié de ces raisons ont été réfutées par moi, en partie en personne de Mr. Jomini sur votre cher escalier (cher pour moi, pour mon souvenir!); en partie en tête-à-tête dans votre chambre à coucher; quoique l'autre moitié de vos accusations ont été reconnues justes par mon humilité, et la sincérité de mon repentir (à propos de la jalousie de confesseur) – devrait faire rayer tout cela de votre mémoire (de la mémoire de cœur c.à.d.)… Qui sait cependant, si