Сады Луны - Стивен Эриксон

«Как всегда, — мысленно проворчала Дырявый Парус — Ох, не любите вы сразу выдавать свои тайны».

— Бери вторую карту! — потребовал нетерпеливый Хохолок. Он взгромоздился на стол, заняв часть пространства. Колдунья послушно сняла вторую карту.

— Опонны. Шуты Судьбы.

— Клобук их побери! — прорычал Хохолок. — Только этого еще не хватало.

Карта представляла собой две фигуры — мужскую и женскую, — соединенные вертикально. Многое зависело от того, кто из них оказывался в прямом положении, а кто в перевернутом. Сейчас карта легла так, что в прямом положении оказалась женщина; ее брат-проказник остался висеть вверх тормашками. Удача показала свое лицо, но еще неизвестно, будет ли она сопутствовать или мелькнет и исчезнет. Шутиха смотрела на колдунью благосклонно, почти ласково. Что ж, это уже неплохо. Но особое внимание колдуньи привлекла неприметная деталь: там, где правая рука Шута почти соединялась с левой рукой Шутихи, блестел серебристый кружочек. Прищурившись, колдунья подалась вперед. Монета, а на ней… мужская голова. Резь в глазах заставила колдунью моргнуть. Она вновь присмотрелась… Что такое? Голова стала женской. Дырявый Парус снова моргнула. Опять мужская. А теперь женская.

Дырявый Парус откинулась на спинку. Монета была вращающейся.

— Бери следующую карту! — подгонял ее Хохолок. — Чего ты медлишь?

Кукла совсем не обращала внимания на карту с опоннами. Дырявый Парус решила повнимательнее приглядеться к странной монете. Она набрала в грудь побольше воздуха. Несомненно, и Хохолок, и «сжигатели мостов» имеют ко всему этому какое-то отношение. Дырявый Парус интуитивно ощущала их причастность. Только ее собственная роль оставалась непонятной. Прочтя две карты, она сумела узнать больше, чем было известно им. В общем-то, не слишком много, но достаточно, чтобы самой не сгинуть в надвигающихся событиях.

Шумно выпустив воздух, колдунья потянулась и опустила руки на колоду.

Хохолок подпрыгнул, затем накинулся на колдунью с упреками:

— Ну что ты приклеилась к этим Шутам? — в ярости шипел он. — Ты все еще не рассталась со второй картой? Глупости! Давай вытаскивай третью!

— Нет, — ответила Дырявый Парус. Она вернула обе карты в колоду. — Я не стану брать других карт. Успокойся, ты все равно ничего со мной не сделаешь.

Она встала.

— Сука! Да я убью тебя прямо здесь! И глазом моргнуть не успеешь!

— Замечательно, — ответила колдунья. — Этим ты избавишь меня от необходимости отвечать на дотошные вопросы Тайскренна. Начинай, Хохолок.

Скрестив руки, она ждала очередного хода. Кукла заверещала.

— Нет. Ты мне нужна. Ты ненавидишь Тайскренна даже сильнее, чем я.

Он вскинул голову, словно задумавшись над последними словами, потом отрывисто рассмеялся.

— Итак, я могу быть уверен, что ты не предашь.

Дырявый Парус тоже задумалась.

— Ты прав, — сказала она.

Колдунья подошла к выходу и взялась за полог, потом остановилась.

— Хохолок, ты хорошо слышишь? — спросила она.

— Достаточно хорошо. А что?

— Какие звуки ты слышишь?

«Интересно, слышит ли он вращающуюся монету?»

— Да в этом развороченном лагере полно звуков. А ты-то сама что слышишь?

Дырявый Парус улыбнулась. Она молча откинула полог и вышла. Колдунья двинулась к штабному шатру. Внутри звенела пока еще смутная и не совсем понятная ей надежда.

Она никогда не считала опоннов своими союзниками. Рассчитывать в каком-либо деле на везение или удачу — такое всегда казалось ей верхом глупости. Первым домом, открывшимся ей сейчас, была Тьма. Леденящая тьма, со всполохами злой силы, все сметающей на своем пути. Но что-то во всей этой мрачной картине намекало на возможность спасения. Рыцарь — такая карта, которая может быть и союзником, и врагом или же — что еще вероятнее — ни тем ни другим. Он непредсказуем и погружен в себя. Однако следом за ним появились опонны, и Дом Мрака закачался, повис между ночью и днем. Их вращающаяся монета требовала от колдуньи сделать выбор. Скрытый выбор.

Хохолок не услышал монеты. Прекрасно!

Даже сейчас, когда Дырявый Парус была совсем близко от штабного шатра, в ее голове слышался слабый звон. Монета продолжала вращаться! Пусть опонны двулики. Но Шутиха сама показала ей удачу. Крутись, монетка. Крутись, не останавливаясь!

Теломены, тоблакаи, тортены…

не сыщешь другого народа,

которому б столь не хотелось

навеки в забвение кануть…

Их легенды мгновенно сметают

все ехидство с лица моего,

ослепляя глаза лучезарною славой…

«Не вторгайтесь в священный предел —

сердце их недоступно…

… Не вторгайтесь в покой их высоких

менгиров,

сохраняющих верность земле».

Теломены, тоблакаи, тортены…

Их столпы стоят и поныне,

больно раня

холодный мой разум…

Глупость Гофоса (II. iv). Гофос

Подобно неугомонному лезвию, имперская трирема рассекала глубокие морские воды. Ветер раздувал паруса и скрипел снастями. Сухопутный капитан Ганоэс Паран предпочитал проводить время в своей каюте. Ему давно наскучило обшаривать глазами восточную часть горизонта и ждать, не покажутся ли первые признаки суши. Берег все равно появится, причем довольно скоро.

Упершись плечами в скошенную стенку каюты, Паран смотрел на качающийся фонарь. Стол в его корабельном жилище держался на деревянном столбе, который упирался в потолок. Этот столб Паран избрал мишенью для своих метательных упражнений. Трудно сосчитать, сколько раз его нож вонзался в твердое дерево, оставляя неглубокие щербины.

Неожиданно в каюту ворвался холодный, застоялый воздух. Паран обернулся и увидел Симпатягу, появившегося из портала имперского Пути. В последний раз они с «когтем» виделись два года назад.

— Клобук тебя накрой, — пробормотал Паран. — Неужели тебе до сих пор не надоел зеленый цвет? Ведь должен же быть какой-то способ излечить тебя от этого извращенного пристрастия.

Казалось, Симпатяга — наполовину человек и наполовину тистеандий — нарочно вырядился в ту же одежду, в какой капитан (тогда еще лейтенант) видел его впервые. Все шерстяные и кожаные предметы его одеяния были разных оттенков зеленого. Только многочисленные кольца блестели искорками других цветов. «Влиятельное лицо» тайной организации «Коготь» явилось на борт триремы в довольно кислом, если не сказать скверном, настроении.

— Помнится, в последнюю нашу встречу ты называл меня на «вы», — сказал Симпатяга. — Впрочем, я не обижаюсь. Так будет даже лучше. Знаешь, приказ разыскать тебя доставил мне несколько приятных часов. Люблю заковыристые путешествия, капитан. Протянуть Путь прямо в океан и ступить на палубу корабля — это требует незаурядного магического искусства. Могу по пальцам пересчитать тех, кому оно доступно.