Золотая женщина - Татьяна Тронина

Она так взволновалась, что на некоторое время даже забыла обо всем – где она сейчас, из-за чего тут оказалась, откуда тут этот человек с глазами цвета лжи…

– Твой рай? – повторил Никита. – Ну надо же!

– Нет, я не спорю, у каждого свой рай и свой ад… Вот твой рай – он какой?

Никита ничего не ответил. Пожал плечами, продолжая смотреть на Вику.

– Ну что, даже сформулировать не можешь? – подколола она его. «Мужлан! Наверное, твой рай – это море водки, куча еды и женщины на любой вкус!» – злорадно мелькнуло в голове. Хотя меньше всего Никита напоминал алкоголика. Но, может быть, еще не успел спиться? Интересно, в каком состоянии у него печень?

Вика, подчиняясь какому-то внезапному порыву, подняла руку и на расстоянии провела вдоль тела Никиты.

Радужно засияли печень и селезенка, бриллиантовым блеском сверкнуло сердце…

– Ты чего? – с удивлением спросил Никита. – Что сей жест означает?

– По-моему, ты очень здоровый человек, – с досадой произнесла Вика (ах, если б таким же здоровьем обладала баба Зина!).

– Как ты это определила? Вот так? – Никита повторил ее жест. – Да?

– Это шутка.

– Шутка…

– Но ты не сказал, каков же твой рай! – напомнила Вика, торопливо меняя тему.

– Может быть, скажу тебе… когда-нибудь, – медленно произнес он, разглядывая ее с каким-то странным напряжением.

– Когда-нибудь… У нас не будет этого «когда-нибудь»!

Он пожал плечами:

– Кто знает… Ладно, мне пора. Привет БэЗэ!

Никита повернулся и ушел.

Вика торопливо вошла в дом и обнаружила бабу Зину спящей. Старушка, так и не дождавшись воды, мирно похрапывала. В воздухе отчетливо витал запах перегара.

Вика, не желая ее тревожить, вышла обратно во двор, села на крыльцо, рядом с ведром.

Яркое солнце заливало сад, гудел высоко в небе самолет.

Вика от нечего делать принялась подозрительно рассматривать воду из колодца. «Эх, микроскоп бы… Сам убедился бы, сколько здесь всякой дряни плавает!» Она все еще мысленно спорила с Никитой.

А потом вдруг зачерпнула ладонью. И выпила из пригоршни! Сырую, некипяченую воду. Из колодца!

– Вот и посмотрим, что со мной будет… Вот и посмотрим, кто из нас прав! – с мстительной радостью прошептала Вика.

– Виктория! Вика! – подала голос баба Зина. – Ты иде? Иде, грю…

– Я здесь! – вскочила Вика.

Баба Зина, шаркая тапочками, пыталась встать с кровати.

– Все, невмоготу мне! – с укором обратилась к Вике старуха.

– Плохо? Тебе плохо, баб Зин?.. – испугалась Вика. – На, срочно выпей таблетку!

– Я грю, невмоготу мне тут валяться! – брюзгливо отозвалась та. – Помоги-ка… Весь огород сорняками зарос, а я тут валяюсь, будто прынцесса…

– Тебе нельзя ничего делать!

– Ну прям…

– Я буду твои сорняки выдергивать! – предложила Вика. – Ты мне только покажи, какие они.

Далее события развивались следующим образом: Вика под руководством бабы Зины изничтожала в огороде ненужную растительность.

– Там, в том углу прореди… Это не трогай, это морковка торчит! Итить твою мать… Вик, да ты совсем!

– Я, между прочим, ни разу полевыми работами не занималась! – огрызнулась Вика.

– Там вон, на той грядке еще… Тяни, тяни!

– Это же цветы! Эти, как их… васильки! – вспомнила Вика картины русских передвижников и лекции по искусствоведению (отец с малых лет заботился о всестороннем образовании дочери).

– Да васильки и есть сорняк!

Когда Вика в очередной раз разогнула спину, она увидела нескольких деревенских жителей, стоявших у забора, и с молчаливым любопытством наблюдавших за ней.

– Зин, кто это? – с любопытством спросила пожилая тетка в цветастом платке до бровей.

– Гостья моя, из Москвы, – важно объяснила баба Зина. – Вот, помогает мне… Викторией звать.

– Хорошая у тебя гостья! – одобрительно кивнула тетка. – Мою Варьку не допросишься помочь… Ей лишь бы хвостом крутить! Я ей говорю – доча, ты бы хоть совесть поимела…

Баба Зина надулась от собственной значимости – вот, мол, у нее какая гостья… Потом произнесла:

– Виктория мне операцию сделала. Она докторша… – Баба Зина подняла вверх забинтованную руку, потрясла ею в воздухе. – Теперь как новенькая!

– Баб Зин, ну что ты… – мучительно покраснела Вика.

– А чо стесняться-то! – подал голос ветхий старик. – Хвалят тебя, дак ты гордись!

* * *

Вика открыла глаза.

По темному потолку бежали золотые тени, ветер раздувал цветастую занавеску… «Где я?» – с удивлением подумала Вика. Не сразу вспомнила – она в деревне, живет у совершенно чужой, прежде незнакомой старухи. В ужасных, совершенно антисанитарных условиях.

Например, вчера она пила некипяченую воду из колодца!

Вика вскочила, ощупала живот, прислушалась к своим ощущением – не тошнит ли, не знобит, не колет ли где?

Она провела ладонью вдоль тела, пытаясь просканировать саму себя. Но не было ни цветовых пятен, ни радужных разводов, ни темных лакун – ни-че-го.

– Значит, точно… Других чувствую, а себя – нет! – расстроенно прошептала Вика. – А что мне другие… Я про себя хочу знать – здорова я или нет?!

Вроде бы закололо в правом подреберье. «Больна! Умираю!» – спохватилась Вика. Если бы она была в Москве, то непременно вызвала бы «Скорую» и потребовала сделать ей полное обследование. «Это от воды… Кишечная палочка, гельминты…» Но боль исчезла так же быстро, как и появилась.

И была ли она вообще, эта боль? Может быть, Вика, как всегда, внушила ее себе?

Трудно было признаться самой себе, что она здорова, что ее жизни ничего не угрожает. Потому что тогда (если она здорова!) надо думать о самой жизни. Что делать, кто виноват, куда идти дальше…

Вика опустила ноги вниз, натянула на себя голубое платье, сшитое из занавески, вышла во двор, умылась, кое-как расчесала волосы старой расческой, выданной бабой Зиной.

«Каким жестоким даром одарила меня природа… – печально подумала Вика. – Другим могу помочь, а себе – нет!»

Откуда-то издалека доносился звонкий, бодрый голос бабы Зины – старуха выгоняла из хлева Зорьку.

Солнце светило все жарче – похоже, наступило настоящее лето.

Вика сняла галоши, прошлась босиком по траве.

Трава была мягкой, приятно щекотала ступни. Ноги – легкие, могли бежать, хотели бежать! Желудок – пустой, почти прилипал к позвоночнику. Ни озноба, ни колотья, ни тошноты. Вода не отравила ее – следовало окончательно признать.