Трехручный меч - Юрий Никитин

Волк оглянулся на стук копыт, в желтых глазах играет пламя,прошептал с благоговейным почтением:

— Это же сам… Кен Келли!

— Красавец, — сказал я невольно.

— Да, — согласился волк, — мускулатура ещета…

Я как можно сильнее напряг все свое мускулистое мясо, набралв грудь побольше воздуху, чтобы поширше, согласился снисходительно:

— Да, хороша. Только пластика подкачала.

— Это не так важно, — сказал волк убежденно.Добавил: — Для мужчины.

— Ладно, — ответил я, — надо бытьтолерантным, — он же герой, ему можно быть и без пластики.

Ворон каркнул сверху:

— Герр-р-рой, Гер-р-р-рой!

Волк сказал с огромным уважением:

— Да, он сразил дракона, вон лежит дохлый внизу.

— Да нет, — сказал я, — как он взобрался навершину такой скалы?

Зачем взобрался, спрашивать не стал, герои не обязаныпоступать разумно, сам по себе героизм — неразумен, но как?

— Дракон мог уронить, — предположил волк, но сразузаткнулся, ибо дракон явно бескрылый. Громадный, как бронетранспортер, нобескрылый. Вместо крыльев бронированная спина, шипастый гребень от затылка и докончика хвоста.

И самое главное, когда мы подъехали вплотную, драконвсхрапнул, кожистое веко на правом глазу приподнялось, обнажая крупный выпуклыйглаз. Конь подо мной захрапел, дракон спросонья всматривался в нас, вид у негобыл крайне недовольный.

— Эй-эй! — крикнул я торопливо. — Мы невраги!.. Мы просто едем мимо.

Дракон открыл оба глаза, сперва смотрели, как у хамелеона, вразные стороны, наконец поймали меня в фокус. Я сразу ощутил себя наперекрестье оптического прицела. Волк вздыбил шерсть, белые клыки страшнозаблестели на солнце, а ворон взметнулся в воздух и пошел красивыми кругами, впредвкушении драки потирая крылья.

— Р-р-р-р, — ответил дракон и выдохнул клубчерного дыма.

— Это значит, — крикнул я, — мир и дружба?

— Р-р-р-р, — сказал дракон громче, из пасти вырвалсясиний дым, воздух стал жарче.

— Я за равенство, — крикнул я еще громче, —даже юсовцы и то — люди, так почему ж не быть ими пресмыкающимся?

— Р-р-р-р! — прозвучало грозно, синий дым пошелуже из ноздрей, а между зубов пробились языки красного пламени. Ворон пролетелнад моей головой и каркнул шепотом:

— Мой лорд, драконы — не пресму… не пресмны…

— Тем более, — сказал я с воодушевлением, —если ты не пресмыкающийся, а рептилия.

Ворон пролетел над головой и каркнул в ухо:

— Драконы… не рептилии…

— Или вообще ящерица, — поправился я находчиво.

Дракон взревел, приподнялся на всех четырех. Из раскрытойпасти вырвалась оранжевая струя огня, подожгла чахлую траву, докрасна накалилакамни. Ворон прокричал рассерженно:

— Ты его еще желтым земляным червяком назови!

— Ты желтый земляной… — начал я автоматически, носообразил, что это подстава, а расплачиваться мне, а не подстрекателю,торопливо развернул Рогача. Тот прыгнул, не дожидаясь команды, словно драконуже дал пинка. В лицо свирепо задул ветер, простучала быстрая дробь, яоглянулся на быстро удаляющуюся скалу. Дракон, сделав пару прыжков за нами,вернулся к скале сторожить добычу.

— Свинья ты, — сказал я ворону, — даже несвинья, а настоящий свинец!..

— Надо критически относиться к услышанному, — огрызнулсяворон. — Что за народ, сразу вот так на веру? А своя голова на что?

— Для прически от Баскова, — сказал я зло. —И для кепи. Мы привыкли доверять мнениям экспертов, понял?.. Своей головойнекогда! Кто думает своей, тот всегда опаздывает. Кто не думает, успеваетраньше.

Волк на бегу прокричал:

— Куда успевает?

— Везде, — ответил я. — Куда ведут, туда ипоспевает!

— А если там пропасть?

— Для демократа важно, чтобы пропадать не одному.

* * *

Деревья расступились очень почтительно, даже на цыпочках, я присвистнулпораженно. Простор, окруженный лесом, небольшой зеленый холм, а на немсверкающий, как высеченный из чистейшего льда, высокий замок, именно высокий,устремленный ажурными башенками, главным зданием и даже стенами ввысь, к небу.Да что там стены: мостики и арки изо всех сил вздыбливали горбатые спинки,чтобы стать повыше, словно на небосводе прикреплен гигантский магнит.

Крыши замка острые, тоже стремящиеся ввысь, длинныевоздушные мостики между башнями и между головным зданием и башнями выгляделисотканными из морской пены. Когда замок приблизился, ажурные мостики показалисьмне составленными из сосулек, нет, даже из морозного узора на стекле, разумотказывался верить, что способны выдержать тяжесть человеческого тела.

Никаких рвов и подъемных мостов, хотя, правда, воротазаперты, но только я о ней подумал, как решетка ворот неслышно поползла вверх,выехали трое на поджарых стройных конях. Мы наблюдали молча, как они резвоспустились с холма, зеленая коротко подстриженная травка прекрасно терпит копыта,никаких безобразных ям.

Все трое остановились у нас на дороге. Впереди высокийрослый эльф с длинными белыми волосами до плеч, я его сразу узнал по длиннымзаостренным кверху ушам, лицо снежно-белое, высокомерное, приподнятые скулы ивыступающий подбородок Гогенцоллернов, рядом еще более крупный эльф с круглымлицом, черный, как сажа, нос картошкой, широкие монгольские скулы и толстыевыпяченные губы, что значит, эльф-негр или эльф афроамериканскогопроисхождения. Третий, как я уже и сам догадался, эльф с бронзовой кожей, тоесть мексиканского происхождения, теперь их тоже для политкорректности надо впаре, то есть впаривать. Хошь не хошь, а надо, Федя.

— Привет, — сказал я как можно приветливее. —Мир, дружба, лучше трахаться, чем воевать!.. Демократия и общечеловечность намарше. Кто из вас гомосек?

Эльф с белыми волосами взглянул на меня внимательно иоценивающе:

— Почему это вас интересует?

— Расслабьтесь, ребята, — посоветовал я. — Яиз мира, где полная демократия, что значит, трахаются, не обращая на пол,возраст или биологический вид. Даже рыб имеют!

Эльф с бронзовой кожей посмотрел брезгливо, явно из деревниприехал на заработки, получил вид на жительство и сразу же в конную полицию.Но, судя по морде, демократией еще не испорченный, и хотя против гомосеков невякнет, но сам прибьет всякого, кто начнет щупать его за задницу.

— Ты кто? — спросил он.

Я ответил нагло:

— Ты из России, что ли? Сперва надо называться самому.