Пираньи в шоколаде - Ирина Волкова

— Привет, — сказала я, мило улыбаясь.

Мне показалось, что лицо младшего Светоярова раскололось на несколько частей. Оно казалось составленным из наложенных друг на друга взаимопроникающих и взаимоисключающих масок. Маска одержимости и безумия. Маска испуганного ребенка, потерявшегося в чужом и опасном мире. Маска холодного и расчетливого взрослого, скрывающего свои истинные чувства даже от самого себя.

Лезвие у моего горла задрожало. Дрожь, начавшаяся в пальцах, распространялась на тело Антона.

Я не двигалась, почти не дышала. Нейтрально-доброжелательное выражение лица, нейтрально-доброжелательный взор, направленный в район его губ, чтобы не пересекались линии взглядов. Еще немного — и его возбуждение спадет.

Дрожь, достигнув пика, постепенно стала затихать. Маски безумия и расчета уходили на задний план, оставляя передо мной ребенка, смертельно опасного в своем испуге.

— Это не я, — сказал Антон.

— Конечно, — ответила я.

— Ты мне не веришь.

— Верю.

— Я знаю, что нет.

— Ты не можешь этого знать.

— Пойдем.

— Куда?

— Домой, куда же еще.

— У меня есть выбор?

— Я не могу тебя отпустить. Ты и сама это понимаешь.

— Понимаю.

— Пойдем. У дороги стоит мой мотоцикл. Пожалуйста, не заставляй меня делать то, чего я не хочу.

— Буду вести себя исключительно благоразумно, — заверила я.

Несколько секунд Антон пристально всматривался в мое лицо. Выражение затравленного зверя постепенно уходило из его глаз. Прежде, чем он отвел взгляд, его губы тронуло слабое подобие улыбки.

* * *

— Обожаю копченого угря. Может, достанешь еще кусочек? — попросила я.

Громовая нога недоверчиво посмотрел на меня, подошел к холодильнику, вынул из него длинную змееподобную рыбину, нарезал ее на кусочки, аккуратно уложил на блюдо и поставил его передо мной.

— У тебя что, вообще нет нервов? Как ты можешь в такой момент уплетать за обе щеки?

— Как раз нервов у меня слишком много. Именно поэтому от стресса у меня пробуждается зверский аппетит. Нужно же восстановить затраченную нервную энергию. Если тебя смущает такая реакция, для разнообразия могу побледнеть, позеленеть или устроить истерику.

— Истерику не надо.

— Я тоже так думаю. Извини, а конфет с ликером у тебя не найдется? Тогда я буду полностью счастлива.

— Кажется, были в буфете. Сейчас достану.

— Быть твоей пленницей совсем не плохо. Если так и дальше пойдет, я не прочь остаться здесь на всю жизнь.

— На твоем месте я не стал бы этим шутить.

— Не буду, если это тебя раздражает.

Антон вынул из буфета конфеты и попытался сорвать с коробки целлофан. Ему никак не удавалось подцепить его ногтями за край. Обманчивое спокойствие неожиданно сменилось приступом бешенства. Схватив окровавленный нож, Светояров прижал коробку к столу и одним движением рассек ее пополам. Нож вспорол скатерть и оставил на столешнице глубокую царапину. Из искромсанных конфет полился ликер, розоватый как окрашенная кровью вода.

— Это Макс подослал тебя шпионить за мной?

— Шпионить? О чем ты говоришь? Как тебе такое взбрело в голову?

— Я знаю, что говорю. Что ты искала в моей комнате?

— С твоим братом я общалась всего несколько минут, а в комнату к тебе вошла уже после его смерти. Я объяснила тете Клаве, что хотела найти футболку, в которой ты был в тот вечер.

— Зачем она тебе понадобилось?

— В детектива решила поиграть. Нашла на ограде террасы перед спальней Макса кусочек синего трикотажа и захотела узнать, не из твоей ли он футболки он вырван.

— Если даже из моей, что из того?

— Я могла сделать вывод, что ты подглядывал за братом, когда он развлекался в спальне с моей подругой.

— Ты застала меня рядом с мертвой Турбиной. Врать в мелочах после этого не имеет смысла. Согласна?

— Согласна, — кивнула я.

— Возможно, я и убийца, но за Максом я не подглядывал. Моя футболка цела. Хочешь взглянуть на нее?

— Не надо. Я тебе верю.

— А я тебе нет. Ты взяла конверт с фотографиями. Зачем ты это сделала? С какой стати устроила у меня обыск?

— Бес попутал. Дурное женское любопытство. Хотела побольше узнать о тебе, вот и стала рассматривать твои книги, игрушки. Вещи могут сказать очень многое о характере человека. Конверт я обнаружила случайно, когда искала футболку.

— И какой вывод ты сделала?

— Что ты завидуешь любовным связям брата и утащил у него несколько фотографий его подружек.

— Ерунда. Это Макс всю жизнь завидовал мне.

"Чему, интересно?", — подумала я, но вслух задать этот вопрос не решилась.

— Ты опять мне не веришь.

В голосе Антона звучали истерические нотки. Пальцы судорожно сжимали рукоятку ножа.

Я медленно достала из изувеченной коробки неразрезанную конфету и положила ее в рот, используя паузу, чтобы обдумать линию поведения.

— Я полагала, что вы любили друг друга. Максим беспокоился о тебе.

— Что-что, а притворяться мы всегда умели.

— Чему завидовал Макс?

— Ладно, проехали.

С Антоном произошла очередная метаморфоза. Приступ бешенства сменился растерянностью маленького мальчика, заплутавшегося в большом и страшном лесу. Нож выпал из разжавшихся пальцев, тело обмякло. Антон тяжело опустился на стул и уронил голову на руки.

— Что мне делать?

— Для начала попробуй успокоиться. Я на твоей стороне. Просто объясни мне, что произошло, а потом мы вместе постараемся найти решение.

— Я болен? Как ты считаешь, я болен?

— Мне сказали, что у тебя небольшая задержка в развитии, но это не болезнь, а просто легкое отклонение. Ты это имеешь в виду?

— Нет, — Антон нервно потряс головой, словно отгоняя от себя какую-то навязчивую мысль. — Это все ложь. Не было у меня никакой задержки. Не было и нет. Я их всех обманул — и Макса, и родителей, и врачей. Я заставил их думать, что я умственно отсталый. Тетя Клава считает, что я "остановился". Возможно, она находится ближе всех к истине. Только она не знает, что "остановился" я по своему собственному желанию, а они все купились на это, как последние идиоты. Я всех обвел вокруг пальца, понимаешь?

— Зачем? — осторожно спросила я.

— Чтобы остаться в живых.

— Кто-то хотел тебя убить?

— Не важно. Сейчас это не важно. Важно понять, болен я или нет.