Медный всадник - Дмитрий Вересов

Тот слал из «своего» Тунска длинные и ужасно невыразительные письма. Написаны они были его почерком – каллиграфическим, но создавалось впечатление, что строчил их исполнительный секретарь, на которого сбросили унылую обязанность переписки с семьей. Мадам Акентьева, как, впрочем, и Акентьев-старший этого не замечала.

Удивляло только, что он ничего не пишет о своей работе, кроме того, что она скучна.

– Неужели для того, чтобы найти скучную работу, необходимо было ехать на край света?! – ворчал по этому поводу режиссер, не обращая внимания на осуждающий взгляд жены.

* * *

От железнодорожной станции до здания из красного кирпича с вывеской МП «Спецпроект» было минут двадцать ходьбы. Акентьев нарочно выбрал место на окраине – подальше от обветшавшего здания горкома и прочих государственных учреждений Тунска.

Отец называл в письмах Тунск – Тунецком и интересовался, какие тут девушки. Что мог ему ответить Переплет? Городок за час можно пройти вдоль и поперек. Что тут было раньше? Острог, кажется. Вот и он теперь в ссылке, как Федор Михайлович Достоевский. Или Чернышев-ский. Девушки, наверное, водятся, но у него нет времени на пустые интрижки. Как пророчествовал кто-то из его коллег по похоронному делу: поедешь в Тунск, пропадешь втуне. Да, с точки зрения его прошлой жизни эта поездка в сибирский городок, затерянный среди темной тайги, была трагедией, поражением.…Поначалу и сам Александр не мог понять, зачем он здесь.

Здание «Спецпроекта» было построено на месте старой типографии, когда-то выпускавшей местный листок «Тунская правда». В том же здании была и местная библиотека. Словом, горючего для огня было много – вспыхнуло все, как свечка. Незадолго до того, как Переплет переехал сюда, все и сгорело. Иногда Акентьеву казалось, что он чувствует запах гари. Отчего сгорели библиотека с типографией, так и не выяснили.

У нового здания была одна особенность, на которую местный люд не обращал внимания.

«Любопытны, но невнимательны, отличительная черта всех этих простых человечков», – думал Акентьев, который сразу же заметил, что возле здания не селились птицы. Они даже избегали садиться на крышу.

От парадного входа упомянутого здания до его кабинета идти было всего три минуты, но как редкая птица долетит до середины Днепра, так и редкий посетитель добирался до этого самого кабинета.

Вывеска на двери гласила:

«Александр В. Акентьев».

И все – ни указания должности, ни часов приема.

Переплет остановился перед дверью. Ему показалось, что еще утром буквы были другими. Сейчас они приобрели готические очертания. Он потер лицо, закрыл глаза и открыл снова. Никакой готики, просто показалось. Вошел. Кактус на подоконнике, на стене портрет первого и последнего советского президента. Стол девственно пуст, нет даже телефонного аппарата. Посреди стола стояла чашка с дымящимся кофе. Переплета она не удивила, он давно привык к замечательному свойству Ангелины угадывать его появление загодя. Интуиция?! Нет, тут что-то другое.

Переплет редко покидал свой офис, можно было подумать, будто он ночует в нем, что в принципе было возможно – редкий номер люкс в провинциальной гостинице мог предложить своим постояльцам такой комфорт, каким окружил себя Акентьев.

Итальянская мебель, кондиционер и изысканный «несоветский» ремонт. Переплет рассудил, что раз уж воля хозяев забросила его сюда на неопределенный пока срок, следует постараться устроиться, как можно удобнее.

Время от времени, он посылал телеграммы и короткие письма в Ленинград – родителям и иногда Альбине Швецовой. Посылал дежурно, не ожидая ответа и не нуждаясь в нем. Если ответ приходил в виде письма, то конверт он открывал не сразу, а на досуге, когда случалось вспомнить о нем.

«Спецпроект» вполне отвечал своему названию, будучи весьма специфической конторой, чьи функции вряд ли были понятны кому-либо из местного руководства. Впрочем, никто над ними и не задумывался. Каждый месяц начальство получало от предприятия Акентьева приличную сумму, и этого было достаточно, чтобы закрывать глаза на все возникающие вопросы. Пока шли поступления, Александр был волен делать, что душе угодно. Хоть золото из свинца варить.

Лицо его было знакомо здесь единицам – по городу он перемещался в машине с затемненными стеклами. За рулем сидела Ангелина – его телохранитель и секретарь в одном лице. В Тунске Александра Акентьева считали столичным воротилой теневой экономики, который отсиживается в глубинке, опасаясь мести конкурентов. Также говорили, что он ищет золото Колчака и Степана Разина или готовит бункер, куда должны скоро перевезти из Москвы тело Ленина. В замкнутом пространстве маленького городка слухи циркулировали с удвоенной силой. Акентьеву, однако, до них не было абсолютно никакого дела.

Иногда, ему снилось, что он по-прежнему в Ленинграде. Во сне он чаще всего оказывался на старой квартире, где провел свои самые беззаботные дни до знакомства с Раковым, Орловым и прочей высокопоставленной фауной. Он снова видел книги, которые прошли через его руки в переплетной мастерской, правда, названия были все незнакомые. Может, это были те книги, что ему еще предстоит найти и прочесть?

Ленинград казался теперь чем-то необыкновенно далеким, почти нереальным. Переплет не сразу стал постигать смысл этой поездки. Сначала ему казалось, что это отступление, его спрятали от какого-то неведомого ему, но хорошо знакомого его покровителям врага. Может быть, того всадника, что показал ему монах? Одна кровь.

Что все это значило? Одна кровь.

Может быть, это кто-то из его предков?! Нет, Акентьев чувствовал, что все гораздо сложнее. Монах не дал ответа, предоставив искать его самому Переплету. Или ждать.

Нервы его были напряжены. Вероятно, то же самое ощущают ночные твари во время полнолуния. Он чувствовал город, лежавший там, за стенами. Город присматривался к нему с недоумением и тревогой. За окном, в желтом круге света от старого фонаря, кружился снег. А в стране что-то происходило, должно было происходить. Он больше этим не интересовался. Знал, что скоро вернется в мир, скоро…

Он опустился в удобное кресло. Кофе был отличный. Здесь, в этой глуши, было туговато с продуктами, а с хорошими продуктами – тем более. Здесь было туго и с деньгами, да еще этот кавардак с заменой денежных знаков. Однако Переплета все это не тревожило, он пребывал в вакууме, не касаясь никаких важных дел. Он был римским патрицием, который не должен работать, только управлять.

Переплет представил себя в тоге. Стоило закрыть глаза, и воображение нарисовало мраморные колонны… Темнокожая рабыня……Рабыня?! Иногда Александр не мог сказать точно, кто из них двоих кому подчиняется.

Даже в сексе. Скорее, тут речь шла о борьбе. Ему нравилось добиваться ее покорности, ломать это мускулистое тело, подчиняя его себе. И эта борьба не изматывала его, напротив, после каждого их безумного соития Переплет чувствовал себя сильнее.

Впрочем, такой секс бывал у них не всегда, Ангелина умела угадывать его настроение и могла быть покорной, когда это требовалось. Она по-прежнему готовила тягучий пьянящий напиток, об ингредиентах, из которых он состоит, Акентьев не спрашивал – чувствовал, что они ему не понравятся. А обычного алкоголя больше совсем не употреблял. Ни к чему это было.