Путешественник из ниоткуда - Валерия Вербинина

– Я хочу знать, какие постояльцы поселились у вас за последние несколько дней.

Выяснилось, что таких набралось бы с дюжину человек. Какой-то полковник из Харькова с семейством; купчиха из Саратова, вдова; Павловы, муж с женой; затем...

– Павловы?

– Да. Очень, очень приличная пара. Из Москвы.

– Опишите их.

Управляющий от усердия даже зажмурился и высунул кончик языка.

– Что я могу о них сказать? Гм!.. Дама молодая, красивая, блондинка, очень любезная. Ее муж... – Управляющий разочарованно вздохнул: – Господин как господин, на вид лет тридцати пяти. Высокий, худощавый, кудрявый брюнет с усиками, довольно молчаливый. Скуповат – на чай лакеям недодавал. А дама прехорошенькая.

– Скажите... – Я немного поколебался. – Как он по-русски говорил?

– Известно как, – почему-то обиделся управляющий, – как все говорят. А что?

– Он не произвел на вас... ну, скажем, впечатления иностранца?

– Что вы! – искренне поразился управляющий. – Нет, обыкновенный господин, только деньгами сорить не любит.

Я расспросил его об остальных постояльцах, но ни один из них не мог мне подойти, и поневоле я вернулся к Павловым.

– Скажите, они еще здесь? Или съехали?

– Съехали, да. Позавчера.

– Они показывали вам свои бумаги? Паспорт и прочее?

Управляющий ответил, что паспорт был только у жены. По словам мужа, многие бумаги сгорели во время пожара, и сейчас они ждали, когда выправят новые. Но Павловы были на вид людьми очень приличными, иначе он бы их не пустил. У них в «Париже» даже как-то граф Толстой останавливался, между прочим.

Я не стал уточнять, о каком именно Толстом шла речь – о Льве ли Николаевиче, поэте Алексее Константиновиче или дуэлянте Толстом-Американце, знакомом Пушкина. Меня куда больше интересовали Павловы, по всем признакам не имевшие никакого отношения к изящной словесности.

– Я бы хотел осмотреть номер, который они занимали, – сказал я, захлопывая свою записную книжку.

– Пожалуйста, пожалуйста...

Нет, это не могло быть совпадением. Окна 38-го номера, который занимал Стоянов, находились как раз напротив. Стало быть, он явился в «Ренессанс» для того, чтобы следить за теми, кто называл себя Павловыми. Значит, в тот момент чертежей у него действительно не было – он рассчитывал подобраться к ним позже.

Я стал расспрашивать управляющего и прислугу об их постояльцах, но мои собеседники не смогли сообщить ничего особенного. Муж часто отлучался, как он говорил – по делам, но куда именно ходил господин Павлов, работники «Парижа» не знали. Жена большую часть времени сидела в номере. Несколько раз плакала – горничные заметили, что у нее красные глаза. Муж казался нервным, однажды они с женой поссорились, но по какому поводу, никто не знал. Один из лакеев после недолгого раздумья признался, что ссора вроде была не на русском языке, потому что Павловы кричали друг на друга, а слов он понять не мог.

– Небось подслушивал? – скептически предположил управляющий, вздернув бровь. – Знаем мы вашего брата!

– Я им новые полотенца нес, – обиделся лакей. – А они кричамши. Ну я и подождал у дверей, потому как иные горячие господа могут и запустить чем-нибудь, если явишься не вовремя.

Я спросил, не знает ли кто в «Париже», куда постояльцы направились после того, как покинули гостиницу. Выяснилось, что какой-то мальчик принес господам записку, и Павловы спешно собрались и уехали на станцию, до которой рукой подать.

Гм, решительно все персонажи этой истории имеют непонятную тягу к путешествиям по железной дороге...

Я поблагодарил управляющего и слуг, попросил их никому не рассказывать о моем визите и вместе с мадемуазель Плесси, которая весьма выразительно поглядывала на часы, покинул «Париж».

– Ваше расследование продвигается? – спросила Изабель, как только мы оказались на улице.

– Только благодаря вам, – улыбнулся я. – Если бы вы не обратили мое внимание на гостиницу напротив...

– О! – просияла мадемуазель Плесси. – Теперь я ваша помощница, да? Так вам удалось найти то, что вы хотели?

– Не совсем, – поморщился я. – Пока я знаю следующее: Стоянов снял тридцать восьмой номер, чтобы было удобнее следить за теми, кто назвал себя Павловыми. Он прибыл одновременно с ними, и уехали все трое также в один день. Полагаю, Павловы – это Леманн и Фрида Келлер. Если они хорошо говорят по-русски, им не составило труда выдать себя за русских.

– А зачем Стоянов следил за ними? – тревожно спросила Изабель.

– Думаю, из-за пропавших чертежей, – ответил я.

– Вы просто поразительный, – призналась мадемуазель Плесси, прижимаясь ко мне. – А что теперь? Мы возвращаемся домой?

– Нет, – внезапно ответил я. – Мне нужно подумать. Кроме того, я чертовски проголодался.

– Я тоже! – покладисто согласилась Изабель.

Мы сели в наш рыдван и велели Аркадию остановиться у какого-нибудь приличного ресторана. Последний был найден через несколько улиц, но на пути к нему Аркадий, который, похоже, находился не в духе, едва не раздавил двух собак, одну кошку и дьякона, который во всеуслышание пригрозил предать его анафеме.

В ресторане я не без колебаний вытащил радужную ассигнацию, которая чудесным образом залетела ко мне в карман. Признаться, мне хотелось видеть реакцию Изабель, но моя спутница даже глазом не моргнула. Мы сделали заказ, после чего мадемуазель Плесси достала зеркальце и в который раз стала поправлять прическу, а я извлек свою записную книжку и стал перечитывать заметки в ней. Что-то подспудно беспокоило меня, но пока я не мог сообразить, что именно.

Итак, Клаус Леманн и его подруга Фрида Келлер выкрали чертежи и сели на поезд, направляющийся в Санкт– Петербург. Однако Стоянов, который не упускал их из виду, оказался в том же поезде. Возможно, германский шпион заметил, что за ним следят. Или понял, что ввязался в слишком опасную игру и что в столице коллеги баронессы Корф наверняка отыщут его. Так или иначе, он со своей спутницей сошел в Глухове, чтобы запутать следы, но маневр противника не укрылся от Стоянова. На вокзале последнего заметил извозчик Тришка, однако болгарин отказался от его услуг, потому что хотел сам проследить за Леманном и Келлер. Так как они выбрали местом своего проживания грязноватый запущенный «Париж», Стоянов, чтобы лишний раз не попадаться им на глаза, поселился напротив, в «Ренессансе», причем выбрал номер с таким расчетом, чтобы можно было беспрепятственно следить за немцами. Позавчера они наконец решили покинуть свое убежище и сели на поезд, едущий в Петербург. Стоянов поспешил вслед за ними. В вагоне, улучив удобный момент, схватился с Леманном и стал требовать, чтобы ему отдали чертежи. Допустим, Стоянов не рассчитал сил и вытолкнул своего коллегу и противника из вагона. Леманн погиб, а Стоянов из вагона успел заметить, что невдалеке от упавшего находится какой-то человек, то есть я. На ближайшей станции он сошел, где-то достал лошадь и поспешил к телу, однако чертежей при нем не оказалось. Возможно, Стоянов решил, что их забрал я, и именно он был тем неизвестным, который в мое отсутствие наведался ко мне домой. Раньше он этого сделать не мог, потому что пропажа ключа заставила его заволноваться и ему пришлось возвращаться в Глухов и поспешно съезжать из гостиницы. А от Глухова до N не так уж близко, и к тому же Стоянову наверняка пришлось хорошенько потрудиться, чтобы найти меня. Тело убитого он спрятал, рассчитывая замести следы, и, надо признать, это ему почти удалось.