Пациент всегда мертв - Джонатан Келлерман

Начальник Роя Николса — мужчиной средних лет по имени Арт Родригес — он выделялся седеющей бородой и невозмутимостью, которой позавидовал бы и каменный Будда. У него на каске над американским флагом красовалась наклейка "Доджер блу". Под рубашкой из шамбре — тенниска "Диснейленд", которая была ему велика. Остальной наряд состоял из потертых джинсов и покрытых пылью рабочих башмаков. В руке он держал свернутую в трубочку программку скачек.

Мы стояли в пыли на солнце внутри огражденного периметра стройки. Работа заключалась в возведении боковой пристройки к уродливому двухэтажному офисному зданию, облицованному кирпичом. Оно было выпотрошено изнутри, лишено окон, но над зияющей дырой входа сохранилась надпись — "ЗОЛОТОЙ ВЕК".

Строительство новой конструкции находилось на этапе обустройства лесов, и Рой Николс был одним из тех, кто этим занимался. Родригес указал на него — тот копошился на втором этаже с пневматическим молотком в руках. В воздухе стоял запах сырого дерева, пестицидов и серы.

— Хотите, чтобы я его позвал? — осведомился Арт Родригес. — Или наденете каски и сами подниметесь?

— Уж лучше вы, — покачал головой Майло. — А вас не удивляет, что мы хотим с ним поговорить?

Родригес хрипло рассмеялся.

— В этом бизнесе? Все мои кровельщики — уголовники, да и все остальные специалисты — тоже.

— Николс не уголовник.

— Уголовник, потенциальный уголовник, какая разница? У всех есть шанс. Вот что делает эту страну великой.

— Николс производит на вас впечатление потенциального уголовника?

— Я не лезу в личную жизнь этих парней.

— Николс — надежный работник?

— Один из лучших. Как часовой механизм. Приходит минута в минуту, своего рода педант.

— Педант?

— Педант, — повторил Родригес. — Такой требовательный, чопорный, привередливый. Все у него должно быть именно так, как надо. Очень напоминает мою жену.

— Требовательный в чем?

— Желает, чтобы его коробка с едой лежала подальше от пыли. Начинает заводиться, когда ребята трогают его инструмент или не приходят вовремя. Любое изменение в расписании его раздражает. А что у вас все-таки к нему?

— Пока ничего.

— Надеюсь, что ничего и не будет, — сказал Родригес и направился за Роем.

Рой Николс был мужчиной ростом примерно шесть футов три дюйма, весом не менее двухсот пятидесяти фунтов, с твердым, выдающимся вперед животом, руками, похожими на мешки из-под муки, и толстыми, как стволы деревьев, ляжками. Гладко выбритая голова, лицо покрыто светлой щетиной, того же цвета брови. На нем была мокрая от пота коричневая футболка, а на ней — джинсовая безрукавка. На правом бицепсе красовалась татуировка в виде розы. Квадратное лицо Николса, потемневшее от солнца, оканчивалось двойным подбородком с глубокими складками по бокам, которые делали его гораздо старше тридцати лет.

Родригес указал на нас, и Николс, горой поднявшись над ним, неторопливо пошел в нашу сторону.

— Первый раунд, дли-и-нг, — возвестил Майло.

Николс подошел к нам.

— Полиция? По какому делу?

У него был тонкий и поразительно высокий голос. Готов биться об заклад: многие, услышав Роя по телефону, считали. что разговаривают с его матерью. И еще — готов держать любое пари на то, что Рой Николс так и не привык к своему голосу, — он наверняка его раздражал.

Майло протянул руку.

Николс показал ему свою покрытую пылью ладонь и пробормотал:

— Грязная. — Потом повертел шеей. — Что вам надо?

— Поговорить о Флоре Ньюсом.

— Сейчас? Я на работе.

— Будем благодарны за несколько минут общения с вами, мистер Николс.

— Но при чем тут я? — Краска разлилась по бычьей шее Николса и поднялась к щекам.

— Мы решили по-новому взглянуть на это дело и беседуем со всеми, кто ее знал.

— Ну да, я знал ее, но не знаю, кто ее убил. Я уже с другими копами ковырялся во всем этом дерьме… Я на работе, приятель, и у меня почасовая оплата. Они нацисты, приятель. Если я слишком долго нахожусь в душе, они урезают мне зарплату. Если бы здесь был профсоюз, они не смогли бы так поступать, но его нет, поэтому давайте-ка прервемся.

— Я урегулирую это с мистером Родригесом.

Николс поковырял носком глину, снова повертел шеей.

— Всего несколько минут.

Николс тихо выругался.

— Ладно, но давайте хоть уйдем с этого гребаного солнца.

Мы прошли в угол площадки, который был затенен двумя переносными туалетами. Химикаты не справлялись со своей работой, и вонь стояла невыносимая.

Ноздри Николса затрепетали.

— Ну и воняет. Мы нашли идеальное место.

— Вас очень легко огорчить, — заметил Майло.

— Мое время — это деньги, и я не хочу тратить его впустую. — Николс отщелкнул кожаную крышку своих наручных часов и посмотрел на циферблат. — Те первые копы возились со мной целыми днями, приятель. Я сразу понял, что они меня подозревали, по тому, как играли со мной.

— Играли?

— Один — добренький, другой — скотина. Он и она. Он изображал добрячка. Я достаточно насмотрелся телика, чтобы разбираться в таких играх. — Николс провел рукой по бритой голове. — Теперь вот вы. Что, зарабатываете сверхурочные, стараетесь растянуть время?

Майло промолчал и пристально посмотрел на него.

— Разве они не сказали вам, что у меня стопроцентное алиби на то время, когда убили Флору? — спросил Николс. — Я смотрел телик в спортбаре, потом сорвал банк в тотализаторе, поиграл в дартс и напился. Один приятель отвез меня домой сразу после полуночи, и я заблевал весь диван в гостиной. Жена спеленала меня и, разбудив через два часа, начала есть поедом. Ну, со мной все ясно? Целая куча людей подтвердила это, что вашим дружкам хорошо известно.

Майло взглянул на меня. Мы оба подумали об одном и том же: жена Николса не упоминала ни о чем подобном.

— У вас есть какие-нибудь соображения о том, кто убил Флору?

— Нет.

— Совсем нет?

Николс облизнул губы.

— А почему они у меня должны быть?

— Мы слышали, что вы говорили, будто Флора могла в определенной ситуации раздражать мужчин.

— Я не понимаю, о чем вообще идет речь!

— О сексуальности Флоры. Или об отсутствии у нее таковой.

— Черт! Вы беседовали с Лайзой. Чего вы от нее ждали? Мы разводимся, она ненавидит меня со всеми моими гребаными потрохами. Разве она не сказала, что я той ночью был дома? Черт, не сказала. Понимаете… она ненавидит меня.