След молнии - Ребекка Роанхорс

Комната меньше пятнадцати футов[47] по диагонали, и все, что я сумела вместить в это пространство, – только продавленный диванчик и два кресла из разных наборов, расставленные вокруг импровизированного фанерного кофейного столика, застеленного куском тонкой узорчатой ткани. По задумке яркий рисунок должен создавать веселое настроение, но даже мне приходится признать, что ему это удается плохо. Но, по крайней мере, скатерть сочетается по цвету с самодельными занавесками, которые я повесила на окна – как свидетельство моей единственной попытки создания домашнего уюта за те несколько месяцев, в течение которых я скрывалась в своем трейлере. По правде говоря, мне больше нравится находиться в дороге, чем проводить время у себя дома. Пребывание здесь напоминает мне о дезертирстве Нейзгани. Лучше уж постоянно оставаться занятой где-нибудь в других местах.

Я сажусь напротив Койота во второе кресло, спиной ко входу, ни на секунду не забывая о том, что скоро сюда ворвется Кай с дробовиком. В этот момент я хочу оказаться к нему как можно ближе.

Сделав глоток, Койот расплывается в улыбке.

– Кофе великолепен, Магдалена. Надеюсь, ты сварила достаточно, чтобы выпить вторую чашку.

– У тебя не хватит времени на вторую чашку.

Его улыбка тускнеет, и на мгновение мне кажется, что я вижу встряхивание длинного волчьего уха за его человеческим фасадом.

– Как грубо!

– Зачем ты пришел, Ма’йи?

– Расскажи о красавце, которого ты прячешь в грузовике. Кто он такой? Это твой новый любовник? – Он многозначительно округляет глаза и проводит языком с толстыми венами по тонким губам.

– Нет.

– Слишком юн для тебя? – спрашивает он. – Но ведь это неплохо, не так ли? Молодой и горячий. Возможно, молодым любовникам не хватает мастерства, но они компенсируют этот недостаток энтузиазмом.

– Ма’йи, – прерываю я его с неодобрением.

– Когда-то у меня была молодая любовница, – продолжает разглагольствовать он, игнорируя мое замечание. – Девочка в звенящем платье[48] из Мэни-Фармз[49]. Правда, она больше напоминала плещущуюся рыбку, чем женщину, но была полна восхитительной пылкости.

Я потираю виски. Не люблю выслушивать истории Койота о его сексуальных похождениях.

– Впрочем, нет. Мальчиков своего возраста ты не любишь. Ты предпочитаешь… О, я неплохо разбираюсь в твоих предпочтениях: ты любишь больших, крепких мускулистых воинов. Бессмертных. Да, они тебе больше по вкусу. – Он с чувством произносит последние слова и бросает на меня хитрый взгляд, пытаясь уловить реакцию. Я спокойно смотрю на него, не дрогнув ни единым мускулом.

– Наайее Нейзгани, – говорит он, не отрывая от меня взгляда, – Убийца Чудовищ! Великолепный мужчина! Воистину герой, сотканный из палящего солнца и редкой красоты. Какое счастье – стать его любовницей. Рядом с таким человеком загрустил бы даже твой красивый друг.

– Мы с Нейзгани не были любовниками.

– Никогда? За все эти годы ни разу? Ни поцелуя? Ни случайного прикосновения? Ни одной холодной ночи на охоте, проведенной под одним одеялом? О, Магдалена! Это ужасно – лгать мне, но еще хуже лгать самой себе.

– Я понимаю, чего ты хочешь добиться.

– Но и ты хотела бы того же. Такая сломленная, такая одинокая после той неприятности, которая убила твою бабушку и оставила тебя совершенно… хм… выеденной, не так ли?

– Перестань, Ма’йи, – прошу я. Голос мой низкий и тихий, но я не могу до конца скрыть дрожь.

– Вполне естественно, что ты влюбилась в спасителя, который стал потом твоим наставником. Вполне естественно, что он нашел нечто достойное там, где другие увидели бы только жалкую сломленную маленькую девочку. – Он наклоняется вперед, не сводя с меня глаз. – Если вы в самом деле не были любовниками, то до чего, должно быть, тебя сводила с ума похоть! Сколько ночей ты провела в постели, робко прикасаясь к себе и думая о нем? Смущенная влажностью под пальцами и тесной податливостью своей…

– Хватит! – Угроза в моем голосе вполне осязаема. Еще немного, и я потеряю контроль. Он слишком близко подобрался к запретной черте. И почти ее пересек.

Ма'йи смотрит на меня, взвешивая мой гнев, затем расслабленно откидывается назад.

– Ну в самом деле, Магдалена, – продолжает он, стряхивая с бархатного жилета воображаемую пылинку, – неужели ты ожидала, что от общения с ним что-нибудь останется? Любовь? Законный брак, может быть? Маленькие монстрики-спиногрызы?

Мои щеки пылают под его безжалостным взглядом. Я знаю, что он просто ищет мое слабое место в надежде, что я сломаюсь. Койоту свойственно быть безжалостным, и я стараюсь не принимать это на свой счет. Но мне уже очень трудно сдерживаться, чтобы не разбить его рот своим кулаком.

Я медленно выдыхаю, заставляя себя расслабиться. Напоминаю себе, что его слова ничего не значат. Койот может копать сколько угодно, но сейчас меня с Нейзгани не объединяет вообще ничего.

Тем не менее мое терпение к небрежной жестокости Ма’йи начинает иссякать.

– Что тебе нужно, Ма'йи? – спрашиваю я бесстрастным голосом. – Что тебе нужно? Что тебе нужно? Что тебе нужно?

Он выпрямляется с оскорбленным видом. Четырехкратный вопрос принуждает пройдоху к ответу.

– Как грубо! Неужели это было так необходимо? Нам и без того есть о чем поговорить.

– Только не о Нейзгани!

Он хмуро смотрит на меня.

Я жду.

Койот пытается хранить молчание, но его челюсть протестующе дергается под влиянием моего приказа, и он наконец сдается.

– Розыск! – рычит он, явно взбешенный. – Мне нужно, чтобы ты мне кое-что принесла. Ты же занимаешься розыском всякого? – Он сплевывает. – Мертвых девочек? Отрезанных голов?

По моей спине словно пробегают холодные пальцы.

– Откуда ты знаешь…

– Я знаю все. Я Койот, – отвечает он. – Так ты сделаешь это для меня? Да?

– Ты еще не сказал мне, о чем идет речь.

– Возможно, просить тебя – это ошибка. Ты не поймешь. Ты смертная. – Он пренебрежительно цикает, словно быть смертной – это что-то позорное. – Неудивительно, что Нейзгани уш…

– Что искать?! – рявкаю я, раздраженная его позерством. Внезапно наваливается вся усталость, накопленная за эти бесконечные сутки. Сначала Лукачикай, потом Длиннорукий, мертвецы в Краун-Пойнте, а теперь еще и непрекращающаяся болтовня о Нейзгани. Что-то во мне лопается, и я кричу: – Что искать, что искать, что?!