КГБ и власть. Пятое управление: политическая контрразведка - Эдуард Макаревич

«Холодная война», начавшаяся после речи Черчилля в Фултоне, вызвала закономерные требования повысить бдительность, но вместе с тем породила и немало грубейших перекосов, начались поиски врагов там, где их не было. Ни тогда, ни в последующие годы, сколько ни думал, ни анализировал обстановку в стране, я не находил причин возврата к репрессиям против троцкистов. И тем не менее совершенно неожиданно всплыл этот вопрос: в 1947 году ЦК партии принял решение о новой депортации в отдаленные районы лиц, уже отбывших наказания по процессам тридцатых годов. Указание пришло из ЦК партии, а выполнять его обязали органы госбезопасности!

Как же так — депортировать всех подряд, без разбора? Но раз решение приняла партия во главе со Сталиным, стало быть, есть для этого серьезные основания. Впрочем, особые сомнения мало кто тогда испытывал, отношение народа к троцкизму и представителям других партий было однозначным и утвердилось еще в предвоенные тридцатые годы. Граждане нашей страны (и не только представители органов госбезопасности) твердо усвоили: троцкизм враждебен советскому строю. Подвергать сомнению можно было лишь отдельные факты, само же требование борьбы с троцкизмом в основном приветствовалось.

Безусловно, троцкизм был движением оппозиционным, главным образом по отношению к большевикам и лично к Сталину. Основным его содержанием была борьба Троцкого и Сталина за власть. В основе широких антитроцкистских процессов лежали десятки и сотни частично или полностью сфальсифицированных дел, о чем даже не подозревало большинство рядовых чекистов, в этом заключалась главная опасность.

Итак, сороковые годы породили новую волну репрессий. В 1948 году был нанесен удар по Еврейскому антифашистскому комитету. Его объявили центром антисоветской пропаганды и подрывной деятельности, направленной против государства. Вслед за «делом» антифашистского комитета возникла фальшивка о врачах-убийцах (почти все они были евреями), положившая начало кампании по борьбе с космополитизмом, которая ознаменовала рост антисемитизма по всей стране.

Тогда же буквально ошеломило так называемое «Ленинградское дело». Я уже говорил, что секретарь Ленинградского обкома партии А.А. Кузнецов, так же как и П.С. Попков, Е.Н. Капустин, пользовался заслуженным авторитетом у ленинградцев, и не только у них.

Делами шпионов и агентов западных спецслужб, как правило, занималась контрразведка, в тех же случаях, когда в подобных делах оказывались замешанными крупные фигуры, о них докладывали в ЦК и действовали согласно его указаниям. А тут и сотрудники центрального аппарата, и ленинградские контрразведчики ничего не знали. Более того, на некоторых из них, едва оправившихся после блокады, тоже была брошена тень. Так в связи с «Ленинградским делом» арестовали начальника Ленинградского управления МГБ Кубаткина.

Как такое могло случиться, понимали лишь те, кто знал: «Ленинградское дело» возникло на уровне высших партийных органов и сразу пошло в следственную часть по особо важным делам, изолированную от других подразделений КГБ.

Не очень ловко мне здесь говорить, сколь часто приходилось противостоять несправедливым «указаниям свыше». Но в данном случае нельзя не сказать об этом. Репрессии, обрушившиеся на Ленинград, не только не встретили понимания в низовых звеньях МГБ, но, насколько возможно, сотрудники сопротивлялись и тормозили мероприятия, направленные на расширение противозаконных акций. Если быть до конца откровенным — мы нередко задерживали подготовку документов, направляли их на доработку и согласование с руководством, попросту не давали им хода. Это, несомненно, сыграло положительную роль. Так, например, было, по существу, сорвано массовое выселение людей из Ленинграда, как это произошло в тридцатые годы после убийства С.М. Кирова. И здесь немалая заслуга фронтовика и мужественного человека полковника Н.М. Зверева, который возглавлял тогда один из отделов МГБ.

Через много лет я ощутил аналогию в возникновении таких дел, как «Ленинградское», рассматривая в 1989 году материалы дела Трудовой Крестьянской партии (ТКП).

После Октябрьской революции эта партия существовала лишь в эмиграции, объединив в основном бывших членов партии социалистов-революционеров (эсеров) и некоторых других, распавшихся в годы Гражданской войны. Эмигранты, члены ТКП, занимали позиции, враждебные стране социализма, и вели против нее целенаправленную подрывную работу.

Своих ячеек на территории Советского Союза партия не имела, но оставались люди, хорошо знавшие друг друга в прежние годы и в известной мере считавшие себя единомышленниками. Они именовались «аграрниками». Основной костяк составляли видные ученые, экономисты и философы, специалисты в области сельского хозяйства, такие как Чаянов, Кондратьев, Даяренко и другие.

Многие из них были не согласны с политикой партии по вопросам развития деревни (в частности, являлись противниками коллективизации) и составляли в связи с этим некую оппозицию. Свои взгляды один из них (кажется, Кондратьев) изложил по просьбе М.И. Калинина в аналитической записке. Что потом с ней произошло — не ясно, но через короткое время в журнале «Большевик» появилась статья известного партийного теоретика Зиновьева (расстрелян в 1938 году как один из лидеров троцкистско-зиновьевского блока). Статья беспощадно громила основные положения, изложенные в записке Кондратьева, и впервые причислила «аграрников» к сторонникам Трудовой Крестьянской партии.

Все это послужило поводом для создания «дела ТКП» — по линии ОГПУ. Надо заметить, определенные действия Кондратьева и его соратников давали повод связывать их с деятельностью ТКП в эмиграции. Разумеется, творцы фальсификаций немедленно использовали это, и для тех, кто был причастен к нашумевшему процессу, аргументация следствия выглядела убедительно. Сути дела не знали даже некоторые участники процесса, которые признали вину и на следствии, и во время суда. Выбраться из этой лжи оказалось тяжело, значительно легче было в нее поверить. Трудно сказать, как относился ко всему этому даже сам Зиновьев, подавший соратникам «боевой клич».

Я касаюсь общей атмосферы тех лет, только чтобы показать, как она влияла на формирование взглядов, позиций, на отношение к профессии и вообще к нашей действительности. Годами воспитывалась вера в безусловную правоту партии, в то, что нашу страну со всех сторон окружают враги, ставящие целью уничтожение социалистического строя. Средства массовой информации неустанно вдалбливали в сознание людей мысль о необходимости жесточайших репрессий, без конца клеймили «подлых предателей», «врагов» и «убийц». Бесчисленные митинги возбуждали страсти, призывали беспощадно карать изменников Родины, продавшихся иностранному капиталу. И это происходило не только в тридцатые годы, уже в начале пятидесятых одна из редакционных статей в «Правде» в связи с «делом врачей» прямо обвинила чекистов в ротозействе. Вся эта обстановка не могла не влиять на работу органов госбезопасности.

Руководители, коллеги, учителя

Генерал Евгений Петрович Питовранов, выдающийся контрразведчик, начальник контрразведывательного управления МГБ с 1946 г. Известен как интеллектуально одаренный, деятельный и принципиальный руководитель спецслужб. Под началом Питовранова Ф. Д. Бобков начинал свою службу в МГБ