Интриги дядюшки Йивентрия - Максим Ельцов

Разъяренный не только своим заточением, но и столь беспардонным вмешательством в его заточение, беличий вожак сам с легкостью откинул крышку и обвел комнату уже знакомым Йозефику тяжелым взглядом. Наученный горьким опытом, молодой человек скользнул под стол.

– Белочка? – удивился сержант. Он ведь, кажется, не пил сегодня.

– Пушистая такая! – хором радостно подтвердили у него из-за спины коллеги. У них была патологическая тяга к нахождению вне поля зрения собеседника.

И тут такая пушистая белочка кинулась в лицо сержанту. Тот завизжал, как обнаженная дева, застигнутая врасплох любопытным юнцом.

Йозефик не понял, как ему удалось удрать с поля боя. Сейчас он стоял в обнимку с чемоданом по другую сторону двери – по другую сторону от грохота битвы, стонов, визгов, хрипов и хрустов раненых. Поначалу отчетливо слышались два баса и одно сопрано, но вскоре зазвучал стройный хор из трех фальцетов. Йозефик даже поежился из мужской солидарности.

– Ох, мои орехи!

Он был вынужден признать, что теперь даже не знает, что делать. Можно было поддаться любопытству и посмотреть, чем там все закончилось. А может, лучше было бежать со всех ног? Вывод напрашивался простой: дверь в любом случае будет открыта, и пушистая катастрофа вырвется на волю. Кругом были относительно невинные люди.

В дверь робко постучали. Йозефик решил, что это один из выживших полицейских взывает о прощении и спасении. Он смягчился и открыл дверь. Каждый из трех служителей закона забился в свой угол, а старший сержант Плицскенн еще и прикрылся столом. Их мундиры превратились в изжеванные окровавленные лохмотья. Кожные покровы тоже. Посреди комнаты лежал огрызок дубинки со следами зубов. Белка в поле зрения Йозефика сразу не попала. От этого у него по спине немедля заструился холодный пот. Он подумал, что свободный угол предназначен для него.

Белка дернула его за штанину не так чтобы сильно, но брюки на колене с треском лопнули. Йозефик медленно опустил немигающий взгляд вниз и увидел, что грозный вожак армии грызунов протягивает ему золотую зажигалку и смотрит умильными глазами. Всем своим видом хищный грызун просился на ручки. Неистовая злоба и жажда крови полностью излились на достойные этого объекты, и теперь это действительно была белочка. Пушистая такая.

Йозефик не удержался. Несмотря на упрямые мозги, твердившие ему, что никуда свирепость из этой твари не делась, он сунул зажигалку в карман, а потом поднял пушистый мускулистый и неожиданно тяжелый комок на руки. Белка будто вообще не имела костей. Она обвисла бесформенным кульком и лениво рыгнула.

– Йойк!!!

– Ну что ж, Йойк, поедешь со мной дядьку хоронить? Да поедешь, морда пушистая! У Йойка пушистая морда, да? Конечно, да! – Не отдавая себе отчета, Йозефик попал под очарование лени и пушистости, а это, как известно, самый сильный вид очарования.

Свеженареченный Йойком Йойк, получив порцию сюсюканий, начал извиваться в руках у Йозефика и в конце концов брякнулся об пол. Он лениво прошествовал к чемодану, причем почему-то опирался на костяшки передних лап, как горилла.

– Йойк хочет в домик?

«Ты что, умом слаб? – одним взглядом ответил Йойк. – Открывай давай».

Непонятно как Йозефик почувствовал не только настроение, но и смысл посылаемых ему сигналов. Стало мучительно стыдно за этот приступ сахарного идиотизма. Он нахмурился и открыл чемодан. Белка немедля в него запрыгнула и свернулась комком на конверте с деньгами, когда-то предназначенными на оплату обучения. От греха подальше Йозефик вытащил из-под лохматой гири конверт и засунул в карман брюк. Никогда в своей жизни он не держал столь крупную сумму в кармане. Сразу захотелось от нее избавиться.

– Думаю, нам все же следует сменить гардероб. Да, Йойк?

Ответом был еще один взгляд из разряда «боги, с кем я связался?».

– Раз так, то и пес с тобой, пушистая морда, – рассердился Йозефик и захлопнул чемодан.

Слабые стоны из углов комнаты настойчиво рекомендовали ему подобру-поздорову убираться с места преступления, совершенного грызуном из хулиганских побуждений. Вир Тонхлейн подхватил чемодан и побежал легкой рысцой по коридору. После пары поворотов он вновь оказался в центральном зале вокзала. Оттуда он поскорее постарался убраться на улицу во избежание рецидива. Благо, что народ по-прежнему брезгливо перед ним расступался. Оказавшись на улице, Йозефик вновь вздрогнул при виде омерзительного монумента посреди площади Благого Намерения.

– Не хватает подписи «Таким, как Плицскенн», вот что я думаю, – сообщил он случайно подвернувшемуся прохожему, и тот сделал все возможное, чтобы убраться подальше от ободранного безумца.

В окне проезжавшего мимо автомобиля он увидел свое отражение и понял, что в таком виде ему не то что на дядюшкины, на свои похороны стыдно явиться будет. Запачканный, ободранный, покрытый заскорузлой кровяной коркой – ну вылитый герой бульварного романа. В таком виде они выбираются из-под развалин логова зла. Срочно требовалась смена туалета.

Йозефик огляделся по сторонам. В сиянии и блеске ночного города ничего толком было не разглядеть. Кроме того, глаза еще слезились от желудочных эфиров лука и чеснока. Он пошел наобум. Благо, что кругом было множество магазинов и ателье, которые с радостью помогли бы ему разрешить вопрос с одеждой. Его только смущало, что названия этих магазинов и ателье были на слуху даже у него. А он, между прочим, был человеком, находящимся на другой стороне бытия от моды. Отсюда вытекало, что эти магазины ему категорически не по карману.

Он шел вдоль сияющих витрин среди праздно шатающейся финансово упитанной публики и потихоньку начинал злиться. В первую очередь оттого, что его надежды приобрести в первом попавшемся магазине костюм, образ которого возник у него перед глазами при первой же мысли о смене гардероба, погибли под натиском суровой действительности. А суровая действительность заключается в повальной шокирующей безвкусице выставляемых в витрины вещей. Йозефик, конечно, понимал, что, судя по последним событиям, ему лучше не выделяться из толпы и одеться как все. Для этого ему достаточно было представить, что у него напрочь отсутствует тяга к прекрасному, но чрезвычайно развит стадный инстинкт. На подобное насилие над собой он не решился. Хватит с него уже того, что он вообще решил обновить гардероб.

Зашевелились мыслишки и стали тихонько побрехивать, что дома в покосившемся шкафу остались сиротливо висеть его более пожилые пожитки. Может, рубашки и не дотягивали до локтя, а брюки до колена, но все же они были целые и чистые. К тому же не спеша разгорался пляжный сезон. Все же возвращаться он не решился. У него ушли почти сутки, чтобы добраться до вокзала, и за эти сутки он чуть не погиб, чуть не был лишен компота на месяц, чуть не был съеден и, что самое ужасное, чуть не был арестован. Арест, в отличие от гибели, способен испортить вам всю оставшуюся жизнь. Отступать было некуда. Потери были неизбежны в любом случае. Единственное, что он мог сделать, так это постараться обойтись малой кровью. Для этого надо было найти место, где торгуют не последними писками моды (и кто только их из моды выдавливает), а нормальной, предположительно человеческой одеждой. Этим темным делом, несомненно, занимаются подальше от центральных улиц и яркого света витрин. Руководствуясь этим нехитрым соображением, Йозефик высмотрел узкий темный провал переулка между бутиками и нырнул в него.