Название игры - Нора Робертс

Из всех своих видений и фантазий о ней самым ярким было такое: он обнимает ее так, как это делает сейчас, когда над ними светят звезды и слышится прохладное и чистое дыхание ночного ветерка. Джоанна могла бы отстраниться. Но его прикосновения были так нежны, что Сэм знал: она никогда бы этого не сделала. Не в этот раз. Для этого будут другие. И она сама это понимала. В другую ночь, когда ветер срывал бы листья с деревьев, Сэм бы обнимал ее так же, но не был бы столь терпелив, да и она тоже, скорее всего. В ее душе, несмотря ни на что проросло это чувство, как она ни старалась его искоренить. Слегка вздохнув, она провела рукой по его лицу.

Это было для него мукой, но он погладил ее обнаженные плечи. Ему хотелось забрать это ощущение с собой, чтобы оно не покидало его, даже когда он отстранится. Точно так же он хотел бы, чтобы с ним всю долгую дорогу домой был вкус ее губ и аромат ее кожи.

—Хотела бы я знать, что чувствовала, — пробормотала она, когда обрела способность говорить. И дело было не в количестве выпитого вина. Такая причина была бы для этого случая слишком банальной. Ее взгляд стал тяжелым, она словно оцепенела; губы ее были чуть приоткрыты. Глядя на нее, Сэм понимал, что она принадлежит ему. Одно легкое движение — и они бы уже любили друг друга.

Но Сэм напомнил себе о правилах и ранимых женщинах.

—Мы еще поговорим об этом! — Он снова, едва коснувшись, поцеловал ее. — Потом мы придумаем, что с этим делать. Но сейчас я отвезу тебя домой.

Джоанна всегда считала, что суббота дается рабочему человеку для выполнения тех дел, которые он не успел сделать в течение рабочей недели. Для нее этот день был не выходной, а скорее запасной. Суббота не для того, чтобы спать допоздна, даже если накануне ты слегка перебрал. Она дается для ухода за садом, для покупок на рынке, для занятия личной корреспонденцией или счетами. Ее субботы отводились для однообразной, домашней рутинной работы. Надо сказать, что эта работа была хорошо организована, ибо для нее раз и навсегда упорядоченная жизнь являлась залогом безопасности.

Вначале она занялась уборкой. Никогда не считая себя особенно хозяйственной, Джоанна тем не менее никогда не помышляла о том, чтобы нанять домашнюю прислугу. Дом был частью ее личной жизни, и им, как и другими ее аспектами, она предпочитала управлять сама.

Пропылесосить, протереть пыль, отмыть и отполировать — все это она не считала скучной работой. В этих занятиях было какое-то привычное удовольствие, потому что и дом, и все ее вещи требовали ее внимания. Поэтому для Джоанны все это не составляло труда. Она могла таскать ведро и тряпки из одной комнаты в другую с таким же интересом и увлеченностью, с какими читала контракты или подводила баланс в документах.

Во время уборки она включала радио на большую громкость, чтобы слышать его из любой комнаты, где она убирала. Это был день труда и уединения. За многие годы у нее выработалась зависимость и от того и от другого.

Джоанна вспомнила про свою машину, и от нее в мыслях плавно перешла к Сэму. Она надеялась, что тот не забудет своего обещания попросить кого-нибудь пригнать ей машину. Если ее не пригонят, ей придется пожертвовать своей привычной субботней поездкой на рынок и попросить Бетани подвезти ее до работы в понедельник утром.

Джоанна не любила зависеть от обещаний других людей, не слишком надеясь на их память. Но Сэму она действительно доверяла, помня, что он оказался добрее и нежнее, чем она ожидала. Она слишком хорошо помнила, как чувствовала себя во время поцелуя с ним. Переполненной эмоциями, нетерпеливой, поддавшейся соблазну. И каждый раз рядом с ним она поддавалась соблазну все больше, приближаясь к тому, чтобы нарушить договор, который заключила сама с собой несколько лет назад. Он гласил: никаких отношений, которые она сама не могла бы контролировать с самого начала, никаких привязанностей, никаких обещаний — ни долгих, ни краткосрочных.

Это был разумный договор, не писаный, но обязательный. Сам факт, что Сэм практически подбил ее на нарушение его, Джоанну беспокоил. Но еще больше он ее удивлял.

Что же в этом мужчине было такого, что она, встречаясь с ним, каждый раз теряла почву под ногами? Можно было бы сбросить со счетов его внешность, каким бы он ни. был привлекательным. Она могла бы оценить красивое тело, но не стала бы им восхищаться.

Наливая в ведро горячую воду, Джоанна думала, что она вовсе не восхищена Сэмом Уивером. Ведь неглупые женщины, хоть и мечтают о ямочках на подбородке или рельефных бицепсах, строят отношения не с ними.

Да и репутация не в его пользу! Она ему, по сути дела, только вредит.

Джоанна окунула швабру в горячую мыльную воду и принялась мыть пол в кухне.

С точки зрения Джоанны, уже только то, что Сэм актер, было очком не в его пользу. Актер! Да еще с репутацией женолюбца!

Разумеется, она знала, что подобные репутации в основном создают репортеры, склонные к преувеличениям, и часто они оказываются откровенной ложью. Но были времена... Были времена, размышляла Джоанна, водя шваброй взад-вперед, когда пресса не позволяла себе публиковать сплетни о шокирующей правде.

Но пресса никогда не узнает ее правды! Правды о ее матери. Джоанна тут же привычно загнала эту мысль в тайники сознания.

Итак, проблема на самом деле не во внешности и не в репутации бабника. И не в славе. С самого детства Джоанна вынуждена была терпеть славу других людей. И дело не в его таланте, который Джоанна, конечно, уважала. Она знала, что людей привлекают талант и могущество. Ее отец и бесконечная череда женщин в его жизни — тому подтверждение. Их, скорее, привлекает богатство и положение в обществе. Джоанна была слишком честолюбива и тратила много времени для повышения своего мастерства, чтобы ее волновали чьи-нибудь успехи.

Это началось не с того первого поцелуя. Можно было бы запросто все свалить на сексуальную привлекательность, однако Джоанна предпочитала честный самоанализ. Зерно этого чувства начало прорастать с самой первой встречи. Если бы это было не так, она не стала бы из кожи вон лезть, чтобы устроить ему «веселую жизнь».

Защитный механизм, подумала Джоанна, внезапно обнаружив и осознав это.

Разумеется, дело в его шарме! Она раскрутила моющую швабру и принялась полоскать ее. Этот шарм не был искусственным или наигранным — она уже давно на такое не поддавалась. Он был естественным, легким, даже дружеским. Те розы смогли повернуть ключ в старом, надежно запертом замке, а поцелуй дуновением ветерка открыл его стремительно, но достаточно надолго, чтобы стать причиной тревоги.

Тревога! Да, именно ее Джоанна ощущала, именно она перекрывала собой все эмоции, которые у нее вызывал Сэм. И теперь, когда она знала об этом, надо было что-то решать по этому поводу.

Можно было бы игнорировать его. Однако Джоанна была не уверена в том, что это решит проблему. Она могла бы осторожно, шаг за шагом, примириться с мыслью, что они лучше узнают друг друга постепенно.