Жажда целостности. Наркомания и духовный путь - Кристина Гроф

Даже если Бога представляют как любящего нас Господа, он почти всегда мужского пола и существует отдельно от нас. Из этого внешнего источника приходит в нашу жизнь вся любовь и благодать. Именно такой образ написал Микеланджело на потолке Сикстинской капеллы – образ доброго, но сильного старца с седой развевающейся бородой, возносящегося в небо в окружении сонма ангелов и отделенного от человечества. В детстве я часто путала Бога с Санта-Клаусом. Они выглядят похоже, и слова из рождественской песенки обращены к ним обоим: «Я должен быть начеку, поскольку он знает, хорошо я веду себя или нет».

В религиозных текстах иногда говорится, что наша жизнь подобна долине слез, стране тьмы. В них часто подчеркивается отрицательное: все люди – грешники, потерянные души, нуждающиеся в искуплении. Мы – провинившиеся, которых Бог изгнал из райского сада и возбранил, сказав: «Проклята земля за тебя… ибо ты прах, и в прах возвратишься» (Быт. 3:17–19). Огромные людские массы живут во грехе и беспомощно ползут к безымянной цели, ожидая момента, когда их спасет некая потусторонняя сила. Порою мы, сокрушающиеся по поводу своей жизни перед равнодушным к нам Богом, подобны Иову, сидящему на навозной куче. Представитель церкви или синагоги, посвященный в духовный сан, служит посредником нашего контакта с этой внешней сущностью, рассказывает нам о ней и проводит нас к ее искупительной силе: общаться с Богом самостоятельно нам не позволено.

Этот вид принятия на себя духовной ответственности является подходящей почвой для человека, движимого страхом, то есть для человека, уже чувствующего себя ничтожным и грешным. Люди, которых постоянно позорили другие, говоря им оскорбительные слова, которые вытерпели унижение через физическое насилие или инцест, уже ощущают себя нечистыми и порочными. Поскольку они чувствуют себя такими грязными, то последнее, куда им остается обратиться за советом, любовью и заботой, – это обратиться внутрь себя. Затем они оказываются в религиозной обстановке, где им говорят об их ничтожности и о том, что им нужно обратиться за божественной опекой к некой незримой сущности. Эта установка входит в резонанс с их ощущением себя. У некоторых жертв инцеста смутное желание быть любимыми и понятыми мужчиной, нанесшим им это оскорбление, зачастую направляется на отцовское божество, тем самым омрачая или оскверняя возможность истинного переживания любящего Бога.

В юности я была прихожанкой епископальной церкви и последние два класса средней школы проучилась в епископальной школе-интернате. Стоя на коленях на жесткой деревянной скамейке, я усердно повторяла молитвы: «О Боже милостивый! Мы не осмелимся взойти к Престолу Твоему, полагаясь лишь на праведность свою, но уповаем на милость Твою великую. Мы даже недостойны подбирать крошки у Престола Твоего». День за днем я выстаивала в слабо освещенной часовне, изливая свою душу в исповеди: «О, всемогущий и всемилостивый Отец! Мы совершили ошибку, свернув с пути истинного, как овцы заблудшие… Мы совершаем то, что не должны совершать. Мы нечисты. О, Господи, ниспошли нам, грешным, прощение Твое».

По сравнению со Всемогущим Богом, что на небесах, я чувствовала себя никчемной, грязной и неправедной. Я постоянно повторяла себе, что в своем ничтожестве я лишена даже малой толики силы исцелить себя, отвергая тем самым скрытые целительные процессы, происходящие внутри меня самой. И казалось, что именно так все и есть. Все эти исповеди входили в резонанс с глубоким стыдом и чувством собственной нечистоты, которые я, как жертва инцеста, уже носила в себе. Однако я не могла войти в резонанс с такими гимнами, как «Пребудь со мной хоть час» или «О, Боже, Ты наша помощь во веки веков». Как человек, который с ранних лет усвоил, что ты не можешь рассчитывать на любовь того, кого считаешь сильным и всемогущим, я не могла принять возможность любви, исходящей от некого призрачного и незримого источника, находящегося где-то далеко. Также я не могла услышать слова Иисуса: «Царство Божие внутри нас». Когда кто-либо говорил мне, что Бог пребывает внутри меня, – что спустя много лет я услышала от своего учителя из Индии, – я не была способна принять это утверждение. Я чувствовала себя слишком отчужденной от положительной сути самой себя.

Некоторые западные религиозные установки основаны на негативном, нездоровом видении человеком самого себя как существа ничтожного и даже злого. Такие теологи как, например, брат Дэвид Стейндл-Рэст, отмечали, что в основе каждой мировой религии заложены подлинные мистические переживания – просветленные состояния, в которых духовному персонажу открылись сила божественной любви, понимание, единство и простор. Такое внутреннее состояние полностью преображает человека, с которым оно происходит. По этой причине корни многих традиций имеют существенное сходство друг с другом. Иисус пребывал в состоянии внутреннего покоя, всепрощения и любви. Будда достиг просветления под деревом бодхи, обретя спокойствие, сострадание и свободу от страдания. Мухаммед получил в экстатическом состоянии божественные откровения, из которых узнал о могуществе и доброте Бога.

Более поздние переработки и толкования этих изначальных мистических состояний и первичных учений, появившихся из таких мощных откровений, породили убеждения и догмы, которые зачастую приводили к сепаратизму и расколу. Образовавшиеся секты и ответвления обратились против высшего сострадания, единства и вечности, которые были характерны для изначальных событий. Сосредоточие на божественном как на внешней силе, отделенной и отдаленной от человечества, не сопоставимо с переживаниями пророков и святых, которые вышли за пределы своих ограничений и обрели доступ к своим безграничным внутренним возможностям.

Для человека, движимого сильной духовной жаждой, выход на духовную арену, которая сосредоточена на догме разделения и на образе внешнего божества, не является способом утолить эту жажду. На самом деле, определенные религиозные схемы могут только усугублять уже существующие трудности человека и его превратное представление о себе. Внутренняя реализация потенциальных возможностей не осуществляется через внешние источники. И хотя нами могут руководить отдельные люди, группы людей, идеи и различные виды деятельности, они, в конечном счете, не способны привести нас к тому духовному единству, которого мы жаждем. Мы должны найти его в самих себе.

Но как бы то ни было, мы живем в культуре, которая поощряет нас добиваться счастья путем направления нашей энергии вовне. Поскольку большинство из нас, желая достигнуть ощущения целостности, никогда не стали бы полагаться на собственные внутренние ресурсы, мы ищем это чувство завершенности и исполненности в великом множестве соблазнов. Наше общество преследует нас обещаниями, которые выражает самым различным образом. Оно обольщает нас через рекламу, через социальные и интеллектуальные ожидания, через принятые ценности и царящую атмосферу конкуренции: «Вы будете довольны и счастливы, если последуете определенному пути – закончите колледж, женитесь на женщине своей мечты, заимеете двоих детей, купите себе великолепную машину, а то и две, а также дом в пригороде, достигнете успехов в этом мире и получите сто тысяч долларов, двести тысяч долларов, миллион долларов, два миллиона долларов…» Ну и так далее.