Сегодня… завтра… всегда - Марта Гудмен

– Ты хочешь сказать, что уже тогда хотел меня?

– Да! И так сильно, что собирался сразу после заседания подойти и пригласить тебя на ланч. Все остальное отошло на второй план.

– Но ты же не подошел.

– Нет, не подошел: И знаешь почему? Когда ты сходила с трибуны, я заметил на твоем пальце обручальное кольцо. Это значило, что ты принадлежишь другому. А я меньше всего склонен был думать, что ты из тех женщин, которых за деньги можно увести от того, с кем связаны их жизни.

Она покачала головой, смущенная его объяснениями.

– Но я не солгал тебе, сказав, что одно твое существование сделало для меня ненавистной мысль о женитьбе на Айрин. – При упоминании этого имени Хэмфри криво усмехнулся. – Айрин, которая все выше и выше поднимала себе цену, добила меня тем, что назначила цену даже за будущего, еще не рожденного ребенка. Требуя включить и эту сумму в проект брачного контракта, она вдруг показалась мне такой пошлой, что даже странно было, насколько высоко она оценивает себя и свои услуги…

Он снял галстук, не глядя отбросил его в сторону, расстегнул верхние пуговицы рубашки, потер грудь. По всему было видно, что он находится в крайнем смущении. Эмили молчала, решив дать ему выговориться, чтобы ему стало легче. И он заговорил снова:

– Потом… уже покидая отель, чтобы вылететь в Лос-Анджелес, я вдруг увидел тебя. Мимоходом заглянув в двери казино, я увидел, что у тебя происходит явно непростой разговор с каким-то малым за столом, где играли в блэк-джек. Я бы прошел мимо, но именно в ту секунду ты сняла с пальца обручальное кольцо и передала ему…

– Так ты видел?

– Это и заставило меня задержаться. Ты вышла из казино и, чуть не плача и ничего не видя вокруг, шла мне навстречу по холлу. Вот тогда я и подумал, а что если попробовать… А вдруг эта женщина согласится стать моею? Ох, я так хотел этого! Я даже сказал себе тогда: она станет моею!

Но Эмили трудно было поверить, что Хэмфри Вэнс именно в тот момент и возжелал сделать ее своею.

– Знаешь, девочка, – продолжал Хэмфри, – если ты в те минуты чувствовала себя скверно, то я, сознаюсь, просто ликовал. Скажу тебе больше… – Он скинул пиджак и бросил его на кресло. – Тогда-то я и решил действовать. То есть не просто познакомиться с тобой, но и попытаться тебя завоевать.

Тут он приблизился к ней и заключил в свои объятия. Глаза его цвета глубоких небес сияли, даже горели, будто он хотел своим внутренним огнем сжечь все преграды, которые оставались еще между ними.

– И вот ты согласилась прогуляться со мной, – продолжал он, – потом позволила завлечь тебя в номер. Ты хотела меня, И вечером, и ночью, и утром. Потом согласилась стать моей женой. И вот теперь ты моя жена.

Все происходило именно так. Отрицать невозможно. Эмили смотрела на него, ошеломленная страстью, которой он был охвачен, как оказалось, со вчерашнего дня. Когда в самом деле ему было исчислять разницу между прошлой и будущей невестами в денежном отношении? Нет, все, что он делал со вчерашнего дня, он делал, как видно, единственно из желания обладать ею, потому что… потому что она была ему нужна.

– Моя жена, – повторил он, и голос его странно дрогнул, будто он и сам не верил сказанному. – Ты стала моей женой, и не все ли теперь равно, каким образом я этого добился? Главное, что я завоевал тебя, счастье мое!

Он поцеловал ее, и его желание тотчас передалось ей. Эмили успела еще спросить себя, неужели она в такой власти у этого человека, что одно его прикосновение или поцелуй напрочь лишают ее собственной воли. Но думать больше она не могла. Хотелось отдаться природе, и она отдалась ей. Да, той самой первобытной природе, которая до сих пор просыпается в людях, когда речь идет о подлинной страсти.

А Хэмфри, издав какой-то почти животный, первобытный стон, начал раздевать ее, сначала сняв платье, а потом и белье. При этом он то и дело заглядывал ей в лицо, действуя чуть ли не на ощупь, и приговаривал:

– Я все сделаю правильно. Все будет хорошо.

Бессмысленные в общем-то слова, ибо оба они уже сгорали в огне желания и ни один из них не поверил бы, что все может быть плохо. Чем больше страсти, тем ближе цель. И, значит, короче мысли.

– Ты так прекрасна, любовь моя, ты так прекрасна, – почти по-библейски причитал он, любуясь ее обнаженным телом. – Знаешь ли ты, как сладостно мне любоваться тобой? Ты меня слышишь?

– Да, Хэм, слышу. И я тоже хочу полюбоваться тобой.

С этими словами она принялась раздевать его, будто бы случайными прикосновениями задевая наиболее чувствительные его места. Он крепился, сохраняя силу для первого после заключения брака любовного акта… Пытался отвлечь себя, думая: вот как, чисто по-американски, эта австралийская девочка назвала его: Хэм. Но в следующее же мгновение, изнемогая от ее летучих ласк, он застонал, подхватил ее на руки и понес в сторону лестницы, дабы скорее доставить в спальню и положить на кровать.

Когда они оказались в спальне, наступило невероятное счастье примирения и единения. У Эмили даже возникло ощущение, что тела их мудрее сознания. Тела примиряли их, уничтожая все разногласия…

– Эмми… – только и мог простонать он, овладевая ею.

Эмили закрыла глаза и, еще до того, как отдаться стихии жаждущей плоти, успела подумать: да, он все делает правильно.

Потом, после бурной и мощной бури страсти, они оба отдались медленной океанской волне успокоения, лежа рядом и держась за руки, чтобы их не мог разлучить даже сам океан.

Через какое-то время Хэмфри привлек ее к себе, лаская и нежа легкими прикосновениями, а она вдруг до конца осознала, что это ее муж. Это мой муж, все еще удивленно думала она, и волна радости захлестывала ее, так что прерывалось дыхание…

– Так не бывает, – выдохнула она, растворяясь в потоке взаимной нежности. – Так не бывает…

Прошло много времени, пока они обрели способность просто разговаривать друг с другом. Первым заговорил Хэмфри:

– Думаю, что нам стоит сохранить твой свадебный венок. В будущем для наших детей он может оказаться бесценной реликвией. Куда ты его зашвырнула?

– Зашвырнула куда-то… Надеюсь, дальше этого номера он не улетел.

– По справедливости венчаться нужно обнаженными, как Адам и Ева, – с усмешкой проговорил Хэмфри. – Разве придумаешь лучший наряд для такой красивой невесты?

Голос его прозвучал расслабленно, умиротворенно, будто он напоследок решил побаловаться еще и словами, раз других сил не осталось. Эмили улыбнулась. Ей было так хорошо, так покойно с этим человеком, который сейчас, погрузив пальцы в копну ее волос, выуживал оттуда шпильки. Она, должно быть, выглядела как настоящая язычница, и это навело ее на мысль, что в древние времена все, вероятно, решала плоть. Выбор делался не разумом, а инстинктивно. Это было условием выживания.