Пасть - Виктор Точинов

Ну, породистые, положим, долго по улицам не разгуливали — мир не без обеспеченных людей. А Бобикам-Жучкам каково? На старушек-благодетельниц надежды никакой, старушки сами по помойкам рылись…

Но потом тот зимний залповый выброс собак как-то рассосался. Одних банально сожрали бомжи (их популяция резко выросла в тот же период); других, сами того не ведая, — любители дешевых колбас и шашлыков. Третьих переловили собачники на нужды науки.

Наиболее приспособленные (псы, не собачники) продолжили дикую жизнь — одни в городе, другие на природе.

Эти последние и были самыми опасными — питались исключительно охотой, истребляя все живое. И совершенно не боялись людей. Волки, те хоть человека уважают и заслуженно побаиваются. Псы же, прожив столько лет рядом, прекрасно знают, что это за неповоротливое и слабое существо. Нет худшего врага, чем бывший друг, — и к четвероногим друзьям такой тезис относится в полной мере.

А совсем недавно наметилась самая страшная тенденция — исход псов из города столкнулся со встречным движением волков, подбирающихся к городским окраинам. Часть младших братьев не помнящие родства волки просто употребили в пищу. Но суку в течке даже голодные волки в пору своих свадеб не трогают.

Появились метисы, волкособаки — беспощадные и смертельно опасные твари, более опасные, чем два породивших их вида, унаследовавшие собачий ум и волчью силу, прекрасно приспособленные к дикой жизни.

Их предки волки, битые и ученые жизнью, стараются уйти от всего подозрительного — от шума мотора, от болтающейся на ветке и пахнущей человеком тряпки, — волкособаки не боятся ничего, кроме самой непосредственной опасности.

Даже ворона крохотным своим мозгом способна отличить человека с палкой от человека с ружьем — и старается не подпустить последнего близко.

Волчьи метисы зашли дальше — боятся только нацеленного именно на них ружья, и то не слишком. И прекрасно понимают, как беззащитен даже вооруженный человек — глухой, слепой и лишенный обоняния в сравнении с ними, не способный обнаружить подкрадывающуюся смерть до самого последнего момента, до сомкнувшихся на горле клыков…

Пока их немного, новых ночных хозяев полей и перелесков. Разбившись на стаи в пять-шесть голов, лежат на дневках тихо в глухих местах: по заросшим густым кустарником оврагам, по пустошам, прилегающим к промзонам. А ночью выходят на охоту. Их мало, но становится все больше — Бобики, так до конца и не одичавшие, и несколько старомодные волки постепенно проигрывают борьбу за экологическую нишу. Все еще впереди…

Вы спите спокойно? Ночной вой не долетает до центра города? Под окнами не мелькают стремительные тени? Случайно увидев на загородной прогулке окровавленные кусочки шкуры, вы говорите малолетней дочке: «Не смотри сюда, здесь гадость!» — и тут же забываете? Ну что же, блаженны неведающие. Но, как писал классик, если жизнь и рассудок дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот и перелесков, окружающих Южную ТЭЦ. Особенно ночью.

Прочитав материалы из двух синих папок, Капитан был ошарашен и испытывал двоякие чувства.

Создавалось впечатление, что для решения проблемы диких собак и волчьих метисов не делается абсолютно ничего.

Нет, конечно, правила охоты разрешали и даже предписывали всем охотникам круглый год отстреливать бродячих собак, относя к таковым всех беспородных без ошейника и намордника, встреченных далее трехсот метров от жилья.

Но если учесть, что за шкуру метиса или собаки в отличие от волчьей никакой премии не полагалось, а основной ареал их обитания (полоса на тридцать — пятьдесят километров от городской черты) входил в пригородный заказник, где всякая охота запрещалась, — этот пункт правил выглядел чистой воды профанацией.

Выступления немногих людей, оценивших масштаб и мрачные перспективы проблемы, звучали гласом вопиющего в пустыне. Но им все-таки удалось вызвать дискуссию с радетелями всего живого (гораздо лучше организованными и подпитываемыми грантами западных «зеленых» фондов). Диспут на эту тему даже показали по одному из центральных каналов.

Странная была, надо сказать, дискуссий. Полное впечатление, что одну из сторон представляли люди пораженные избирательной глухотой, слышащие только себя. Им демонстрировали тревожные, растущие цифры и говорили, что позже, когда опасность станет всем очевидной, когда польется кровь и станут гибнуть люди, тогда решать проблему станет гораздо сложней и дороже.

В ответ радетели рассуждали о необходимости прививать детям с самого раннего возраста любовь к животным — тогда и собак выгонять не будут, и ряды преступности не пополнят, и вообще… А коли ребенок узрит ненароком собачников за работой — пиши пропало, быть ему моральным уродом. Станет наемным убийцей, киллером. В лучшем случае каким-нибудь Шариковым из подотдела очистки. Гуманисты…

Их спрашивали просто и конкретно: затюканные вами собачники, отлавливающие шавок для ученых, в силах лишь замедлить темпы прироста опасной живности. Если и их прикрыть, то что делать с уже имеющимися в наличии животными? Оппоненты с энтузиазмом лепетали о недавно открывшемся благотворительном приюте для бродячих собак. Аж на семьдесят мест!

А одна вконец поехавшая крышей дамочка озвучила вовсе глобальную идею: контрацепция бездомных животных. Выдавать, значит, как минимум раз в месяц каждой бедной кошечке и собачке кусок колбасы с подмешанным противозачаточным порошком — и через несколько лет они вполне гуманно повымрут от старости, не оставив потомства.

Капитан не знал — смеяться или плакать, читая всю эту природолюбивую ахинею.

Власти, по своей милой манере, пребывали над схваткой — и не делали ничего.

Но нет худа без добра, и теперь Капитан понял причины странного спокойствия Генерала, не спешившего звонить во все колокола и объявлять глобальную тревогу. На таком фоне художества объекта и в самом деле могли долго не привлечь ничьего пристального внимания.

Проблемы это не снимало, но давало достаточный запас времени для поисков решения. Конечно, жертв не избежать — растерзанные и изуродованные трупы будут находить время от времени в глухих уголках. Но Капитан давно научился не считать потери. Если ведь вдуматься, то под колесами автомобилей народу гибнет гораздо больше — но автоконструкторы муками совести по этому поводу не страдают. А сотрудники их службы безопасности — тем более.

К тому же, думал Капитан, у ночи теперь появился новый страшный хозяин — есть сильное подозрение, что скоро количество волкособак и просто собак в округе резко уменьшится.

С такой успокаивающей мыслью он вошел в неприметную со стороны деревянную и неказистую дверь Лаборатории — эта бутафорская дверца только маскировала дверь настоящую, из брони четвертьметровой толщины, способную противостоять кумулятивным зарядам.

Вошел — и спокойствие как ветром сдуло.

Две достаточно толстые ольхи, ближайшие к воронке, послужившей местом упокоения Магдалене, — эти два дерева все-таки росли от нее далековато, шагах в двадцати пяти. Старик предпочел бы двадцать, а лучше — пятнадцать. Но выбирать не из чего — ближе зеленели только кустарники и молодая, тонкая поросль, никак для сооружения лабаза не подходящая.