Кирза - Вадим Чекунов

— Вот, смотри что есть! — жестом знатного бая Арсен вываливает на стол колоду карт.

Карты порнографические, цветные.

— Мой гарем! Каждый день новую! — Арсен делает характерный жест правой рукой. — Пока весь круг пройду — первая опять как новая! На месяц с лишним хватает!

От разглядывания картинок я прихожу в волнение.

— Слышь, Арсен, подари пару штук! Ты же ими все равно не играешь. А в месяце ведь не тридцать шесть дней. Поделись с другом, а?

Арсен с минуту думает, забрав у меня колоду и тасуя ее.

— Тебе, как другу, не жалко! Возьми три штуки! — протягивает карты обратно.

Я выбираю двух лесбиянок, потом пухлую блондинку и напоследок — нимфетку с коротким каре и острыми сисечками. Уже засовываю их под обложку военбилета, как Арсен вдруг просительно произносит:

— Слушай, вместо белой возьми других, пожалуйста, две штуки возьми! — и смущенно добавляет: — Любимая! Люблю вот ее… Очень:

Со временем подаренные Арсеном красотки куда-то делись. Лесбиянок передал Димке Кольцову, тому, что исходил поллюциями на соседней койке в карантине. Другие то ли украдены были, то ли выпали где: И только худенькую девочку с козьей грудкой, бесстыдно раскинувшей голенастые ноги я бережно хранил всю службу.

Серые будни: Тупые, тягучие будни:

Не сдохнуть бы. Не озвереть. Не сойти с ума:

В роте МТО придумана новая шутка. Сортирная.

В сортире всегда кто-нибудь торчит. Кто стирается, кто бреется. Кто просто курит или на гитаре бренькает. Народу полно, так что шутника не найти потом.

Подкарауливается кто-нибудь из засевших в кабинке по большой нужде. Приносится швабра. Один конец ее упирается в дверь кабинки, другой в край сливного отверстия в полу. Дверка заблокирована. Поджигают одновременно несколько листов газеты и через верх забрасывают их сидящему. Пока тот бьется и орет в тесном пространстве, тащут несколько ведер воды и с воплем: «Пожар!» выливают их сверху на несчастного.

Быстро разбегаются и возвращаются к прежним занятиям. Особое удовольствие — наблюдать как наконец освободившийся мечется по казарме в поисках шутников.

Одно из развлечений в столовой — пришедшая первой рота быстро разбирает тарелки с тушеной капустой и сливает жир из них в проход между столами.

Когда запускается следующая рота, впереди со всех ног на раздачу несутся бойцы, чтобы успеть получить свою порцию и съесть ее до того, как их начнут гонять за пайкой и горячим чаем.

Каменный пол, желтые разводы жира и подошвы кирзачей общего языка найти не могут. Даже просто стоять трудно, а уж если человек бежит…

Сначала, взмахнув руками и ногами, падают первые, на них, безуспешно тормозя, налетают следующие…

Подолгу еще барахтаются на полу, пытаясь подняться.

От хохота в столовой звенят стекла.

Жизнь — монотонная, тупая, от подъема до отбоя, от завтрака до ужина, невылазно в нарядах, порождает забавы весьма специфические.

Только что прошел ужин. Тихий, безветренный вечер.

Трое старых, обступив лежащую на асфальте эмалевую кружку, внимательно к чему-то прислушиваются. Лица серьезные, как у врачей на операции.

Невольно остановился рядом.

Кружка издает отчетливый беспрерывный треск. Словно негромкие помехи в радиоэфире.

— Че стал?! Слинял быстро! — шугнул меня один из троицы, оторвавшись от занятия.

Позже я узнал, что если обычную солдатскую кружку положить на бок и ударом каблука немного ее смять, то эмаль внутри начинает трескаться сама по себе, и происходит это довольно долго.

Называется это дело «солдатская погремушка»

Вся жизнь наша солдатская вертится вокруг столовой.

Огромная, гулкая, шумная. С клубами пара, грохотом посуды и неизменным матом старшего по «дискотеке». Наш взвод в наряд по столовой не ставят, лишь иногда, когда людей не хватает, кидают в помощь посудомойщикам.

Это и есть «дискотека».

Мятые, гнутые алюминиевые тарелки. Исцарапанные тысячами ежедневно скребущих их ложек. На некоторых посудинах встречается штамп: «МО СССР 1952 г.» — Антиквариат! — любуется такими Паша Секс. — Сталинская! Вот вещь, так вещь — сносу нет!

Объедки с тарелок сбрасываются в огромные баки для пищевых отходов. Затем посуда летит на мойку и со страшным грохотом падает в лохань с горячей водой. Голый по пояс в любое время года мойщик, он же «ди-джей», едва различимый сквозь пар, тычет в лохань здоровенным веслом, преремешивая тарелки, поднимая их со дна на поверхность. Там их подхватывает второй «ди-джей», в резиновых перчатках-раструбах и швыряет в соседнюю ванну, где их обдают струей холодной воды из шланга.

«Помойка посуды» закончена. Теперь ее можно сваливать на решетчатые подносы — сушку, и оттуда уже снова тащить на раздачу.

К мытью кружек подходят проще — кидают их в ванну, заполняют ее водой до краев, затем воду спускают.

Ложки моются аналогичным способом. Поэтому, выбрав из груды лежащих на подносе наименее грязную и жирную, ложку все равно следует протереть внутренней стороной полы гимнастерки. Или хотя бы платком.

Смотря что чище.

Одна из стен столовой украшена фотообоями с изображением горы. Череп утверждает, что это Фудзияма.

Так это, или не так, я не знаю. Меня в этой горе привлекает другое.

У самого ее подножия неизвестным художником пририсовано грустное привидение в пилотке и сапогах. Весь склон горы утыкан флажками с цифрами от 1 до 12.

У флажка под номером «6» стоит, обливаясь потом, маленький человечек и в вытянутых перед собой ручках держит длинные шнурки. Глаза человечек скосил вниз, на свои сапоги, и вся его рожица выражает недоумение — на кой хер ему сдались эти шнурки.

На заснеженной вершине, у двенадцатого флажка, машет рукой человечек, опираясь на длинную ручку кухонного черпака. С другой стороны горы посередине склона сидит длиннобородый старичок и то ли рисует, то ли пишет что-то в лежащем на его коленях альбоме.

И наконец, в самом низу горы виден радостно сбегающий с нее молодец-удалец в парадной форме с аксельбантами. Чуть поодаль, явно другой рукой пририсован пассажирский вагон с надписью «ДМБ» и торчащей из окна по пояс голой девкой. Девка радостно улыбается и тянет к удальцу руки, в одной из которых огромная бутылка водки.

Каждый из нас, поедая пайку, ищет взглядом свое место на горе, оценивая уже пройденный и еще оставшийся путь.

Когда в столовой появляются вилки и чайные ложки, а на обед давали котлеты, это верная примета — в часть пожаловала инспекция.

Особенно любит инспектировать нашу службу генерал Чичеватов.