Моя чужая жена - Ольга Карпович

Дождавшись, когда стихнут его шаги, Никита встал. На душе было муторно. Горло сдавливал едкий неприятный стыд. Думать о своем сегодняшнем поведении: о том, как со злостью выкрикивал гадости Але в лицо, о том, как разделался с отцом, — было мучительно. Никита щелкнул клавишей магнитофона. Но взревевшая музыка не выветрила из головы ненужных воспоминаний. Он прошелся по комнате, постоял у окна, отгоняя навязчиво стучавшую в виске мысль. Потом все-таки снял телефонную трубку, набрал номер и вполголоса проговорил:

– Николя, здорово, это я. Есть че?

Редников вышел из квартиры, прикрыл за собой тяжелую деревянную двустворчатую дверь и оказался в широком, вымощенном мрамором коридоре сталинской высотки. Здесь было тихо и пусто, тусклый свет осеннего дня лился сквозь забранное витражами окно. Дмитрий облокотился на широкий каменный подоконник, закурил папиросу.

Он почти физически ощущал навалившуюся на плечи тяжесть после разговора с Никитой. Единственный сын, воплощение всех надежд на будущее, деградирует на глазах. Шляется неизвестно где, пьет, а теперь, как оказалось, еще и ширяется какой-то дрянью. Дмитрий Владимирович хорошо помнил некоторых раненых на фронте, которые после госпиталя пристрастились к морфию. Помнил их изможденные лица, полубезумный, вечно ищущий взгляд, дрожащие костлявые руки, перетянутые черными венами. Неужели Никита станет таким же?

Редников бросил окурок под ноги, прикурил новую папиросу. Нужно было что-то сделать, решить, как-то вытащить мальчика. Но как? С кем-то посоветоваться… Но с кем можно говорить об этом, не с Тоней же… Ведь если станет известно наверху — а там станет известно, если не принять мер, можно не сомневаться, — будет погублено все его будущее.

Дмитрий Владимирович глухо застонал и прижался лбом к стеклу. Столько усилий, столько надежд — и все зря. И почему, из-за кого? Хороший подарочек подкинул ему старый друг Ковалев! Конечно, все это ее вина. И то, что произошло с Никитой, и то, что он, Редников, стоит тут, в подъезде, не зная, куда пойти, потому что оставаться в квартире с сыном невыносимо, но и ехать на дачу к полубезумной жене не лучше, — все это ее рук дело. Какова оказалась, гадина! Хитрая, изворотливая, лживая… Надоело, должно быть, жить в общежитии на стипендию, решила любым способом устроить себе будущее. А тут такая удача, попала в известную обеспеченную семью. Ну и решила воспользоваться, не мытьем, так катаньем втереться.

Сначала к нему подкатывала, но вовремя поняла, что промашка вышла, и переключилась на Никиту. И как оперативно сработала, за одну ночь. Сообразила, что ради единственного сына Редников будет готов на все.

Что ж, он поедет и увидит ее еще раз, увидит тяжелые русалочьи волосы, дымчатые глаза, которые умеют заглядывать прямо в душу, губы, вкус которых он слишком хорошо помнит. Он преподнесет ей трофеи, которых она так долго добивалась. И пусть празднует победу, пусть будет счастлива. Если сможет…

От горячей воды, плескавшейся в пластиковом тазу, поднимался влажный теплый пар. Аля с трудом на вытянутых руках несла таз по коридору общежития. Войдя в комнату, она ногой захлопнула дверь, опустила таз на табуретку, вытерла лоб тыльной стороной ладони и сняла с крючка испачканный плащ. На светлой материи отчетливо проступали бурые пятна. Аля, нахмурившись, потерла их ногтем, покачала головой и опустила плащ в горячую воду.

Плаща почему-то было жалко до слез. Аля терла ткань хозяйственным мылом и всхлипывала. Ведь это неправильно, несправедливо! Она не докучает им больше, честно старается все забыть, выбросить из головы, успокоиться, а он, Никита, бродит за ней, выслеживает, не дает покоя. Теперь вот плащ испортил.

В дверь постучали. Аля шмыгнула носом, вытерла злые слезы, оставив на щеке полосу мыльной пены, буркнула:

– Открыто!

В комнату вошел Митя. Аля чуть не вскрикнула, увидев его на пороге. Она не встречалась с Редниковым с того самого утра и думала, что, должно быть, уже никогда не увидит. Разве что когда-нибудь по телевизору в репортаже о Московском кинофестивале. И вот теперь Дмитрий стоял перед ней, в темном костюме, в черном импортном плаще — очень официальный и отстраненный.

Митя притворил за собой дверь, прислонился к ней спиной и сказал глухо, словно ему не хватало воздуха:

– Александра… Юрьевна, у меня к вам разговор.

«Юрьевна», — удивилась Аля. Она отодвинула в сторону табуретку, сбросила стопку тетрадей со стола и, справившись со сдавившим горло спазмом, произнесла:

– Дмитрий… Владимирович, вы, может быть, присядете? Я чай вскипячу…

Редников поморщился от звука ее голоса, как от чего-то досадного, мешающего произносить заранее заготовленную речь. И Аля неожиданно поняла, поняла по его холодному отрешенному лицу, по всей его напряженно застывшей фигуре, что этот человек пришел с войной. Не разговор ему нужен, нет. Он все уже решил, а ей остается лишь смиренно выслушать царственную волю. И Аля, опустившись на стул, склонила голову — казни!

– Я вас слушаю.

– Прежде всего я хочу вас поздравить, Александра Юрьевна, — четко выговаривая слова, начал Дмитрий. — Вы проделали большую работу, требующую недюжинной выдержки и самообладания, и должен признать, что достигли отменных результатов.

Он отошел к окну, отвернулся от Али и продолжил, словно обращаясь не к ней, а к прилипшему к стеклу оранжевому кленовому листу.

– Вы доказали, что являетесь человеком… целеустремленным, что, безусловно, скажется положительно на вашей дальнейшей карьере. Сначала вы выбрали… не совсем верный путь, но быстро сориентировались и поняли, как лучше всего добиться поставленной цели. Вы, конечно, догадались, что сын для меня все. И ради его счастья я готов закрыть глаза на многое. Признаюсь, я далеко не уверен в правильности его выбора, но сейчас он в отчаянии. И тот… образ жизни, который он ведет в последнее время, его погубит…

Аля медленно поднялась со стула, чувствуя, как сатанеет от одного звука его голоса, от презрительного взгляда черных цыганских глаз.

– Чего же вы хотите? — выговорила свистящим шепотом.

– В данной ситуации наиболее правильным решением я считаю согласиться на ваш брак с моим сыном, — ответил Редников.

Девушка, застывшая перед ним, показалась ему ощетинившейся кошкой, подобравшейся перед прыжком. Как будто даже зрачки ее светящихся ледяной яростью глаз стали узкими, вертикальными. Чуть осипшим голосом он продолжал:

– Со своей стороны могу предложить вам следующее. Трехкомнатная квартира на Котельнической, новая «Волга» в качестве свадебного подарка, путевка на горнолыжный курорт… Что еще? Разумеется, по окончании вашей учебы я позабочусь о том, чтобы вы были приняты в Союз писателей… Вас устраивает мое предложение, Александра Юрьевна?

Произнеся последние слова, Редников понял, что уже никогда не сможет забыть, как озарилось медленной жестокой улыбкой белое застывшее лицо Али с горящими на щеках лихорадочными красными пятнами. Как откинулась чуть назад ее голова и дрогнуло горло. Что-то пугающее, ведьминское появилось во взгляде девушки, казалось, еще секунда — и она расхохочется ему в лицо, зальется страшным дьявольским смехом. И Митя невольно отшатнулся, когда Аля сделала шаг к нему.