Дом с синей комнатой - Рику Онда

Любой парень его возраста наверняка испытал бы головокружение от растущей внутри гордости и надежды, от одной мысли, что он может стать частью этого сообщества. Легко представить себя одним из них, так же отвечающим на звонки, заполняющим документы или небрежно болтающим с девушками-сотрудницами.

Но он ощутил лишь растущее внутри беспокойство.

Он никак не мог представить себя одним из них, как ни старался.

Он был в замешательстве. Почему? Почему он не видел себя здесь? Почему чувствовал себя не на своем месте?

На выходе из здания фирмы знакомый, в ответ на его опасения, заверил его, что это не более чем волнение из-за поиска места работы.

— Не переживай. Все нервничают из-за трудоустройства. Тэру-тян, и года не пройдет — быстро втянешься! С твоими знаниями в математике ты взлетишь по карьерной лестнице, тебе наверняка поручат управление финансами, — твердо сказал знакомый.

В ответ он лишь неуверенно кивнул, все сильнее ощущая беспокойство.

Почему? Он уже работал в разных местах — доставлял газеты, помогал на стройке и сортировал квитанции. Дело точно было не в волнении из-за трудоустройства или в нежелании работать. Как ни старался, он не мог представить себя сотрудником фирмы.

Он склонил голову. Может, все дело в отсутствии жизненного опыта?

Придя к такому заключению, он обратился к одному из школьных учителей с просьбой устроить экскурсии в компании, нанимающие выпускников.

Но, куда бы он ни пришел, всюду ощущал то же беспокойство.

В попытке объяснить себе причину этого чувства он решил, что его смущает какая-то лживость, ненатуральность — за красивым фасадом офиса он повсюду видел обман. Обман куда больший, чем все, с чем он сталкивался в общении с людьми и миром вокруг себя.

С самого детства ему говорили: «ах, какой правильный», «зазнайка» и «смотришь свысока». Действительно, он не отрицал, что отличается от других людей в своем окружении и жаждет вырваться оттуда, чтобы помочь своей семье. Он никогда не говорил об этом открыто, но жизнь в бедности и невозможность скрыть хоть что-то от окружающих тяготили его. Однако оказалось, что будущее, ожидавшее его после окончания школы, ничуть не лучше и, честно говоря, его совсем не привлекало.

К лету ему так и не удалось признаться хоть кому-то в том, что было у него на душе. Он устроился на подработку; развозил лед, прекрасно осознавая нелепость этого занятия — доставлять холодный лед, обливаясь по́том под лучами палящего солнца.

После очередного изнуряющего дня он возвращался домой с фабрики по изготовлению льда, когда заметил оживление на одной из заводских улиц. Полицейские бегали туда-сюда, попутно разгоняя зевак.

— Что произошло?

— Говорят, жена зарезала мужа.

— Как она его — тут повсюду кровища!

— Да у них ссоры не прекращались. Он был тот еще ловелас… Вечно голосила, что прикончит его.

— Похоже, он притащил домой очередную девицу днем, пока жена не видела.

— А она, застав их, с катушек слетела.

— Не думал, что она действительно это сделает…

Он слушал перешептывания людей, стоящих в толпе неподалеку. Затем заметил застывшую фигуру женщины средних лет, стоявшую у входа на завод. Полицейский пытался разговорить ее, но она не реагировала. Присмотревшись получше, он увидел, что ее руки и рабочая одежда фиолетового цвета были покрыты кровью, которая уже начала чернеть. Пугающий контраст с разноцветными вьюнками, посаженными в горшки на ровных дорожках вдоль заводских стен.

Чуть в стороне, у входа в жилую часть здания он заметил плачущую молодую женщину. Ее белая юката[51] задралась выше колен, обнажив голые ноги. Женщина рыдала, и ее икры дрожали и дергались, как лапки умирающей лягушки.

Он резко выпрямился. По телу пробежала дрожь.

Какое-то незнакомое чувство вдруг, словно зверь, впилось зубами в его сердце, заставляя бешено забиться в груди.

Что же это было за чувство?

Он вдруг начал жадно озираться, рассматривая окружение без всякой на то причины.

Его внимание привлекло темное пятно на самом краю поля зрения. Он наклонился, чтобы повнимательнее исследовать находку, и заметил копошащихся в чем-то муравьев.

Сперва отпрянув, он снова наклонился, чтобы рассмотреть объект.

В неглубокой канавке валялся белый бумажный пакет. Внутри были две палочки и растаявшее мороженое из бобов адзуки, намертво прилипших к бумажной упаковке. Мороженое давно растеклось и потеряло форму, поэтому то тут, то там виднелись бобы фиолетового цвета. Среди них деловито сновала откуда-то взявшаяся стая муравьев.

Он сразу почувствовал, что этот пакет принесла женщина, теперь стоявшая в заводских дверях.

Невыносимо жаркий вечер. Женщина решила купить что-то сладкое и прохладное, например, мороженое для себя и мужа, чтобы отметить окончание еще одного тяжелого рабочего дня. Затем увидела другую, выходящую из ее дома в мятой юкате. И в этот момент что-то внутри ее оборвалось. Она бросилась бежать, не заметив, как уронила мороженое.

Он увидел.

Мужчину, лежащего в луже крови на татами, рыдающую женщину с трясущимися ногами, застывшую женщину в рабочей одежде, покрытой кровью, набежавших любопытных зевак. И юношу, стоящего в отдалении, отдельно от всех.

Он и впрямь прекрасно умел смотреть на все свысока.

Вот где его место.

Он был уверен. И больше никогда не сомневался в этом.

На следующий год, окончив старшую школу, он поступил на службу в полицию.

Даже наконец став детективом, он никак не мог сблизиться с коллегами.

Неизвестно, было ли это связано с его характером или он подсознательно противился этому, но ему все никак не удавалось влиться в коллектив. Коллеги также называли его «слишком интеллектуальным» или «белой вороной», но уважали за доброту, хладнокровие, готовность усердно работать над самой скучной задачей, никого не подгоняя и не суя свой нос в чужие дела.

Это сложно было назвать работой мечты, но он любил ее.

Он был уверен в правильности своего выбора с того самого дня на заводской улице. Пусть он и не стал частью коллектива, но точно был на своем месте.

Он любил выпить, но предпочитал делать это в одиночку или в компании ограниченного круга коллег. В заведениях, где он был завсегдатаем, его принимали за преподавателя или ученого, и его это устраивало — он всегда выбирал места, где можно было выпить в тишине, особенно не рассказывая о себе.