Яд для королевы - Жюльетта Бенцони

Увидев, что мачеха на ее стороне, Мария-Луиза почувствовала себя гораздо более уверенно. Впрочем, дерзости ей было не занимать, эту черту характера она унаследовала от матери. Глядя на государя глазами, блестевшими от слез, она заговорила:

— Сир, я приехала умолять короля отказать королю Испании в моей руке. Я не хочу выходить за него замуж.

— Почему же?

Елизавета Баварская терпеть не могла ходить вокруг да около, она тут же достала портрет, который привезла с собой, и показала его королю.

— Нужно ли об этом спрашивать, сир? Я, конечно, не гожусь в арбитры по части красоты, поскольку прекрасно знаю, что и сама дурнушка, но внешность этого молодого человека — за гранью разумного. Разве это мужчина? Это чудовищный призрак!

— Ему всего-навсего восемнадцать, сестра моя. И он, конечно, пока еще не стал мужчиной в полном смысле этого слова, но вы сами знаете, как меняются люди со временем. И раз уж вы затронули эту тему, я скажу, что и вы очень изменились за прошедшие несколько лет...

— Но, глядя на него, трудно себе представить, что через несколько лет он превратится в обаятельного принца.

— Сир! Пожалейте меня, — вновь торопливо заговорила Мария-Луиза. — Не принуждайте к нежеланному браку!.. Я люблю... Я люблю другого! — вспыхнув, резко закончила она.

Глаза Елизаветы широко раскрылись от изумления, Людовик снисходительно улыбнулся.

— Я знаю, — сказал он, сохраняя доброжелательность. — И ничего не было бы для меня приятнее, чем видеть в вас будущую королеву Франции, но и моему сыну придется принести себя в жертву государственным интересам. А государственные интересы требуют, чтобы после договоров, подписанных в прошлом году и обеспечивших Европе мир, мы укрепили их родственными узами с Испанией. У меня нет дочери, которую я мог бы выдать замуж за Его католическое величество, и я, считая дочерью вас, выдаю вас за него замуж. Радость видеть вас на королевском троне, которого вы заслуживаете, благодаря своим достоинствам, не уменьшает печали от разлуки с существом, которое я нежно люблю. Но кто, как не я, лучше всех знает, что принцесса — всегда достояние государства? Испания осчастливила меня, подарив мне королеву Франции, и я считаю, что должен ответить не менее щедрым подарком, сделав вас королевой Испании. Я желаю, чтобы вы, француженка по рождению, стали такой же хорошей испанкой, каковой дочерью Франции стала королева, моя супруга, испанка по рождению... И надеюсь, что благодаря нашему двойному родству, мы с вашим супругом, если и начнем войну друг против друга, будем вести ее не столь безжалостно, проявляя великодушие к своим народам.

Что могла возразить на это несчастная принцесса? Она вынуждена была подчиниться. Герцогиня Орлеанская, почувствовав, как изменилось настроение Марии-Луизы, постаралась и сама совладать с кипевшим в ее сердце негодованием. Людовик подошел к племяннице и, взяв ее за плечи, на миг прижал к своей груди.

— Лучше я не мог поступить и с родной дочерью![27]Слезы на глазах Марии-Луизы высохли, и она, горделиво вскинув красивую головку, проговорила с язвительностью, свойственной ее матери:

— Вы могли поступить лучше со своей племянницей.

И, сделав реверанс, глядя перед собой сухими недобрыми глазами, она удалилась, не дожидаясь герцогини Елизаветы, смахнувшей с ресницы навернувшуюся слезу. Герцогиня вздохнула, покоряясь неизбежному, и протянула Людовику злополучный портрет, не зная, что с ним еще делать, после чего вышла из королевского кабинета, не сделав даже прощального реверанса.

Вечером того же дня Шарлотта, к большому своему изумлению, узнала, что Мария-Луиза выразила желание видеть ее среди тех, кто через несколько недель должен будет сопровождать королеву Испании в Мадрид. Она была назначена фрейлиной испанской королевы.

Эта новость совсем не обрадовала Шарлотту, но она не могла не поблагодарить принцессу за оказанное доверие. Только произнося слова благодарности, она могла в исключительно вежливой форме дать понять Марии-Луизе, что ее милость вовсе не так желанна для нее, хотя принцесса отныне считала Шарлотту своим верным и надежным другом. Но что зависело от ее желаний и нежеланий? Здесь все подчинялись повелениям царственных особ.

* * *

Бракосочетание было назначено на 31 августа и должно было состояться во дворце Фонтенбло. В последние дни августа небольшой городок и великолепный замок, построенный Франциском I, приютили весь цвет французской аристократии. Сюда приехали король, королева, невеста с отцом и мачехой, королевские фаворитки, все принцы и принцессы, а кроме них еще и министры, и испанские посланники и, наконец, гостья, необычайно дорогая сердцу герцогини Орлеанской, — ее тетя София Оснабрюкская[28], главный адресат ее многочисленных писем. Привычный к приему многочисленных гостей, месье Беллифонтен, управляющий замка, благополучно разместил всех великосветских гостей в просторных замковых постройках, в усадьбах поблизости и в частных особняках, которые были выстроены в городе знатью.

Для Шарлотты свадьба стала и боевым крещением, и источником немалого огорчения. В этот торжественный день она увидела собственными глазами всех самых великих людей Франции. Но! К великому своему сожалению, скорее всего, не только в первый, но и в последний раз, потому что через несколько дней она уже должна была вместе с другими фрейлинами новой королевы отправиться в страну, которая не сулила ей ничего, кроме тоски и скуки. Ее новый друг, граф де Сен-Форжа, развеял все ее иллюзии относительно Испании.

— Мой дядя побывал в Испании, не знаю уж, с каким посольством и по какому случаю, — сообщил он, — но вернулся оттуда просто в ужасе. Летом они изнемогают от жары, зимой — от холода, дома испанцев неудобны для проживания, их пища груба, дворцы — темные и мрачные, еще более безрадостные, чем монастырь Шартре. Красивы там только церкви, их украшают очень богато, не жалея золота. А развлекаются испанцы исключительно двумя способами — боями быков и аутодафе.

— Чем-чем?— А-у-то-да-фе! В переводе это означает «акт веры», хотя лично я до сих пор не могу понять, почему. В Испании всем заправляет инквизиция, и время от времени она освобождает свои тюрьмы, отправляя на костер евреев, еретиков и вообще кого ни попадя, заподозрив, что тот чихнул во время мессы или совершил какое-либо еще подобное кощунство. Все испанцы считают, что любоваться кострами, на которых поджариваются люди, необыкновенно интересно, но я сомневаюсь, что подобное зрелище придется по душе нашей принцессе.

— Мне-то уж точно не придется! Какой ужас!

— Нужно будет привыкать!