Собор Дарвина. Как религия собирает людей вместе, помогает выжить и при чем здесь наука и животные - Дэвид Слоан Уилсон

Коротко говоря, наследственная изменчивость и отбор обеспечивают твердое основание для заявления холизма, согласно которому части дают возможность для проявлений свойств целого, но не являются причиной этих свойств[28]. Кусок глины допускает форму, создаваемую скульптором – но не вызывает ее. До какой степени физический состав организмов обусловливает наследственную изменчивость, до такой он и становится податливым куском глины, из которого отбор творит скульптуру. Эволюционные биологи все время используют этот тип холизма. Он с уверенностью предсказывает, что обитающие в пустыне виды будут иметь окраску, близкую к цвету песка, крыло птицы будет эффективно с точки зрения аэродинамики, а маленькие рыбки будут осторожны, если рядом хищник. И предсказания эти делаются без какой-либо отсылки к генам или физическим материалам, из которых состоят эти организмы. Проксимальные объяснения («окрас песчаного цвета у этих видов вызван гранулами хроматина, кодированными генами четвертой хромосомы») дополняют ультимальное объяснение («причина окраса песчаного цвета – история отбора, благосклонная к защитной окраске»), но никогда не заменяют его.

Различие между объяснениями, проксимальным и ультимальным, которое лежит в самом сердце эволюционного анализа и будет играть важную роль в нашем исследовании религии, контрастирует с тем, как использует слово «ультимальный» Уоткинс в выше процитированном отрывке. Для Уоткинса целое может быть по-настоящему понято лишь в терминах взаимодействия его частей, которые и являются его «ультимальными», или конечными составляющими. Может, это и так, если объекты исследования сформировались не в ходе естественного отбора. Если вы держите в руках минерал и вас просят объяснить его свойства, что еще вам остается, кроме как обратить внимание на его части и их взаимодействие? Но формирующее воздействие естественного отбора наделяет слово «ультимальный» другим, новым значением, и придает целому главенство по сравнению с частями, подобными глине в своей пластичности. Вот почему теория индивидуального отбора, существенно зависимая от понятия адаптации, отличается от методологического индивидуализма, который в самой своей сути полагается на механистический редукционизм (Wilson 1988).

До сих пор, рассматривая холизм, я принимал индивидуальные организмы за целое. Я показал, что отрицательные отзывы Уоткинса об «органицизме» ошибочны в приложении к таким существам, как насекомое, рыба или человек. Теория многоуровневого отбора позволяет нам сдвинуть по восходящей рамки всего обсуждения и принимать за целое уже социальные группы, а частями в таком случае будут личности. И в той степени, в какой группы выступают единицами отбора, они обладают свойствами, а личности позволяют этим свойствам проявиться, не являясь в то же время причинами их появления. Именно в этом убеждали Дюркгейм и другие функционалисты, а методологический индивидуализм это, видимо, отрицал, и поступал неправильно. Но теперь точку зрения общественных наук, которая в прошлом казалась загадочной и таинственной, можно возвести на незыблемом фундаменте эволюционной теории.

Сложность

Адаптационизм – это наиболее подходящая для целей настоящей книги форма холизма/функционализма. Другую его форму, основанную на рассмотрении совокупности взаимодействий, нужно отличать от первой и оставить без внимания, хотя она и интересна и важна сама по себе[29]. Рассмотрим известные примеры – воду и соль, чьи свойства сложно предсказать на основе знания о свойствах частей (водорода и кислорода в первом случае, натрия и хлора во втором). В применении к этим веществам концепция холизма основана не на функциональной организации, а на рассмотрении совокупности взаимодействий. Соль и вода не имеют цели, их свойства заключены прежде всего в характере связи их частей – а не в особенностях свойств самих частей как изолированных единиц. Так и функционализм в социальных науках часто будто бы делает акцент не на функциональной организованности как таковой, а на сложности и взаимной связности (см., напр., Malinowski 1944, 158–159). Примером этого служит книга «Динамический функционализм» (Faia 1986), в которой подчеркивается значение сложных процессов с обратной связью и множественных стабильных равновесий (поглощающие цепи Маркова). Так же как и Кинкейд (см.: Martin and McIntyre 1994, 417), я полагаю, что такое представление функционализма «раскидывает сеть слишком широко». Я принимаю как данность то, что человеческие культуры и социальные взаимодействия чрезвычайно сложны и их элементы в значительной степени взаимосвязаны – по сути, как вода или соль, только в гораздо большем масштабе. Однако, к сожалению, дисфункция – равно так же, как и функция, – тоже может быть сложной и в локальном масштабе стабильной. А поэтому при использовании сложных концепций холизма, ограниченных прямыми и побочными результатами естественного отбора, термина «функционализм» надлежит избегать.

Функционализм и многоуровневый отбор

По сути, каждый, кто писал о функционализме, согласен с тем, что эта концепция – приемлемая форма объяснения феномена индивидуальной приспособленности, развившейся в ходе естественного отбора. Нет ничего неправильного в том, чтобы сказать, что сердце функционирует для того, чтобы обеспечивать кровообращение, а панцирь черепахи – для того, чтобы защитить ее от хищников и т. д. Но делать это допустимо в той мере, в какой выделенные свойства развились в результате естественного отбора с предписываемыми им целями. Проблема с функционализмом начинается тогда, когда мы пытаемся объяснить свойства групп в целом и человеческих групп в частности – ведь вовсе не очевидно, что на них оказал влияние естественный отбор. Много лет эволюционные биологи не принимали концепцию группового отбора, а обществоведы проявляли враждебность к эволюционистским подходам в изучении человеческого поведения – и потому область явлений, объяснение которым мог дать функционализм, ограничилась индивидуальными свойствами живых существ, не относящимися к виду гомо сапиенс.