Брешь - Ли Патрик

Все только что произошедшее предстало перед ним со всей ужасающей отчетливостью. Вертолет завершил полукруг и возвращался назад. Оставалось секунд десять.

— Сэр?

Трэвис развернулся, схватил трубку и заорал:

— Отзовите приказ! Это вранье! Отзовите его!

— Прошу прощения?

— Позвоните кому надо, пусть отменят этот чертов приказ! Это бред собачий!

— С кем я, черт возьми, говорю?

Через окно Трэвис увидел огонь, вырвавшийся из пулеметного ствола, метнулся прочь и вывалился через люк на землю, тогда как весь корпус «Блэк хоука» заходил ходуном под более продолжительным обстрелом, чем в прошлый раз. Трэвис вскочил на ноги и, успев поймать взглядом сквозь люк синюю вспышку под сиденьем, припустил к деревьям.

Промчавшись футов сорок, он понял, что вертолет его не преследует: судя по звуку, он завис на месте. Остановившись среди деревьев, достаточно густых, чтобы обеспечить укрытие, Трэвис остановился, оглянулся и увидел, как машина опустилась и села рядом с «Блэк хоуком».

Высыпавшие из него люди чертовски походили на захватчиков, пытавших Пэйдж. Один из них, в толстых, доходивших до локтей перчатках, спрыгнув на землю, подбежал к «Блэк хоуку» и едва заглянул в люк, как его лицо тут же омыло свечением «Шепота». Дотянувшись, он взял сферу в руки, и хоть они были защищены, покачнулся: его напряженное лицо расслабилось, губы изогнулись в детской улыбке. Сзади к нему поспешили еще двое с металлическим ящиком примерно того же размера, что и стоявший на полу «Блэк хоука». Человек, державший «Шепот», похоже, не сразу их заметил, но в конце концов им удалось привлечь его внимание. Он кивнул, открыл контейнер и убрал туда «Шепот».

Двадцать секунд спустя груз был поднят на борт, вновь взревели моторы, и вертолет, набирая обороты, устремился прочь из долины.

Представители «Тангенса», которых доставил следующий «Блэк хоук», имели более строгие приказы, чем первая группа. Трэвиса связали, накинули на голову мешок и затащили на борт, где он следующие два часа не слышал ничего, кроме завывания работавших во всю мощь двигателей.

Мысли его занимал «Шепот», память об эйфорическом, даже эротическом чувстве, испытанном им, когда он держал в руках это чудо, утрата которого воспринималась как личная потеря. Однако при всей эмоциональной яркости этого странного опыта он быстро забывался. Даже сейчас, по прошествии не столь уж долгого времени, все пережитое вспоминалось обрывочно, словно сон. Он хорошо помнил самое начало, как взял в руки сферу и услышал голос Эмили Прайс, указавший ему, куда стрелять, чтобы поразить невидимого убийцу. И помнил, чем все кончилось: когда вертолет обстреляли, он, отпрыгнув, ударился рукой о скамью, выронил «Шепот» и начал осознавать, что натворил, пока находился под его контролем. Что проделал со спутниковым телефоном, и чем это могло отозваться за тысячи миль отсюда.

Но все происходившее между этими двумя моментами тонуло в ярком синем тумане. Словно после приема основательной дозы наркотика в памяти всплывали лишь случайные, бессвязные обрывки событий и общие впечатления. Трэвис помнил о невероятных способностях устройства, знавшего, кажется, все — без преувеличений, именно все! Оно и про Пэйдж ему что-то говорило, правда, что именно, вспомнить никак не удавалось. И адрес какой-то называло, но в связи с чем, это сейчас тоже являлось для него загадкой. Сейчас ему вспоминалось лишь то, что этот адрес вроде бы звучал по-немецки. Но за время полета даже эти смутные воспоминания становились еще более туманными.

Вертолет приземлился. Где именно, у Трэвиса не было ни малейшего представления. Члены экипажа помогли ему выбраться из машины на твердое покрытие, и он услышал, как запускаются мощные турбины большого летательного аппарата.

Кто-то помог ему подняться по металлическому трапу, и он, по-прежнему с мешком на голове, оказался на борту самолета.

Судя по голосам, народу там было немного, человек десять-пятнадцать. Подталкивая руками, Трэвиса усадили на заднюю скамью. Машины снаружи взревели громче, и самолет пришел в движение.

В голосах вокруг него угадывалось напряжение. И страх. Не прекращались телефонные звонки — и с борта, и на борт. Разговоры велись на разных языках, но из содержания тех из них, что шли по-английски, Трэвис понял, что собеседниками людей из самолета являлись высшие государственные служащие различных стран. Он перепугался, уж не осуществился ли на практике задуманный «Шепотом» запуск межконтинентальных баллистических ракет по целям в Китае, но из нервного телефонного разговора сидевшего рядом человека понял, что этого не случилось.

Но что-то происходило. Нечто, переполошившее весь мир. И пугавшее до смерти этих людей.

Спустя момент самолет вывернул на взлетную полосу, постоял, дав двигателям набрать обороты, и, как только он взлетел, Трэвиса начали допрашивать.

Ему пришлось пять раз дать пяти различным людям полный отчет обо всем произошедшем, начиная с того, что он нашел на борту упавшего «Боинга-747». Смысл этого повторения был очевиден: обнаружить неточности и противоречия, способные уличить его во лжи. Этого не произошло. Все изложенное им во всех случаях совпадало, а умолчал он лишь о том, чего просто не помнил. Практически все время, проведенное в контакте с «Шепотом», скрывала почти непроницаемая завеса амнезии.

Он поведал им о невидимом противнике, придавившем телом нижнюю сосновую ветку. Реакция была мгновенной: звонок тем, кто работал в долине, с указанием места, где должно находиться тело. А Трэвис вспоминал страх членов первой команды, то, как они один за другим расставались с жизнью, и гадал, давно ли «Тангенсу» приходится иметь дело с подобной угрозой.

Рассказал он им и про адрес, звучавший, насколько ему помнилось, вроде бы по-немецки.

— Театерштрассе, семь, — тут же сказал первый из проводивших допрос. Он не спрашивал, но Трэвис все равно кивнул. Точно, то самое название.

Эти слова пронеслись по всему салону, передаваемые от одного к другому, и Трэвис мог отследить их движение по тому, что слышавшие их люди мигом умолкали.

* * *

После пятого допроса его оставили в покое, позволив поспать, и проснулся он, когда самолет уже выпустил шасси и касался колесами земли. Его свели по трапу и усадили в джип. Несколько сотен ярдов машина ехала явно не по дороге, а судя по тому, как припекало его покрытую черной тканью голову, по сухому жаркому воздуху, дело происходило в пустыне. Потом джип выбрался на более ровную поверхность и одновременно убрался в тень из-под жгучих лучей. Потом десять секунд машина ехала по склону, шедшему на спуск.

— Это можно с него снять. Это тоже, — послышался голос. Негромкий и хриплый, словно вчера вечером она сорвала его, крича на рок-концерте.

Трэвису развязали руки, сняли глухой капюшон, и он увидел, что находится в кабинете без окон, лицом к лицу с Пэйдж Кэмпбелл. Вены на ее правой руке оставались вздувшимися, лицо — осунувшимся и бледным, под глазами залегли темные круги. Но она стояла на ногах и держалась на них вполне уверенно, а дыхание было нормальным, практически неслышным. А ведь всего часов десять назад — Трэвис не знал, сколько времени он проспал в самолете, — ее вынесли из придорожного отеля на носилках на две трети мертвой.