Контора Кука - Александр Мильштейн

Потом он вернулся в комнату, кликнул на последнее «входящее» письмо и прочёл: «Здравствуй! Твой адрес дал мне твой дядюшка. Надеюсь, ты меня помнишь. Мы как-то мило посидели в компании Котова и моего однофамильца, я вот помню… что ещё там были другие известные персонажи N-ска, припоминаю, например, дрессировщика, этого вашего записного-запашного… и какой-то он был к тому же ещё залётный … Да и чудный Котов наш был залётным, да… земля пухом. Если ты совсем меня забыл — мы тогда ужасно напились, ужасно… Но потом, кажется, ещё раз встречались в галерее „Октава“, которая, если ты помнишь, была в вашем городке, пока её не разгромили, как я слышал… Так вот: если ты всё ещё не можешь восстановить в памяти мой светлый образ:) — погугли, добавив к моей распространённой фамилии мою ещё более распространённую профессию;). Надеюсь, однако, что ты всё же меня не забыл. Твой адрес мне дал твой дядя Александр Михайлович, ну да я уже это написал… Он передаёт тебе привет. Дело в том, что я буду в Мюнхене в сентябре, программа довольно-таки плотная, и всё же я рад был бы встретиться с земляком, помянем заодно и моего однофамильца, и Котова конечно. Родился-то я в том же самом N-ске, что и ты, Паша, но в Москву переехал так давно, что некоторые этот факт географии забыли. А можем устроить и фотосессию — можешь пригласить и друзей, подруг, с фотографа тогда красное вино и лёгкая закусь. Я, возможно, задержусь после выставки ещё на несколько дней — никогда не был на Октоберфесте, да и в Мюнхене до сих пор (хотя в Германии много раз), и больше всего хочется на Октобер. Ну так как, встретимся? Пиши тогда свой мобильный, землячок, дядя потерял твой номер, а родителей твоих я чего-то беспокоить зря не захотел, привет!»

Паша думал было выпить кофе в Segafredo — чтобы у итальянцев… но там не было нормальных кресел, да и газеты были не те… только AZ[24]и TZ[25]там лежали на красных пластиковых столах — таких высоких, что возле них надо было либо стоять, либо сидеть на идиотски высоком пуфике — «хокере»… Паше же хотелось, во-первых, нормально усесться, то есть по возможности вальяжно, да… и во-вторых, полистать субботне-воскресный выпуск SZ[26]. Отчасти он это делал как упражнение — чтобы продвигаться дальше в немецком… Ну и чтобы кофе был не совсем бурдой, конечно, кафе, по его мнению, должен был быть итальянским… Поэтому он дошёл до очередной Little Italy (маленькой Италии), огороженной лёгким штакетником, на этот раз это была gelateria, то есть «кафе-мороженое»… уселся в мягком уголке с пёстрой обивкой, напоминавшей весенний альпийский луг, и заказал себе чашку кофе, после чего пошёл и взял с тёмного деревянного комода, стоявшего рядом со столом для использованной посуды, субботне-воскресный номер SZ, скреплённый огромной деревянной прищепкой с железным крючком на конце, чтобы можно было вешать на стену, — это здесь газеты лежали на комоде, в других же местах висели, причём висели этак лет сто как минимум, потому что Паша недавно видел газету с такой же «прищепкой» на картине Генриха Клея: две ящерицы, или скорее, два ящера, сидящие за столом с подписью «Политики». Саламандры, ну да… и в огне почти не горим… Паша раскрыл было газету, но понял вскоре, что строчки проскальзывают, как будто он читает с айпада, а кто-то стоит у него за плечом и ведёт пальцем вниз… потому что мысли его ещё где-то там, далеко, — где и тот и этот Семёнов, то есть как минимум в «почтовом ящике» лэптопа, оставшемся наверху в пустой квартире…

— А вай-фай у вас есть? — спросил он официанта, который принёс ему чашку кофе, рюмку воды и крошечную овсяную «печенушку», как мысленно назвал её Паша перед тем как отправить в рот.

— Вай? Что-что? — состроил раздражённую гримасу молодой итальянец с маленькими неприятными глазками и даже как бы такими желтоватыми… клыками, но не страшными — неправильный прикус, не исправленный в детстве, и… не «волчья пасть», но почти — подбородка у него, то есть, почти не было, и всё это делало его всё-таки похожим на мультипликационного вампирчика…

— Ну, ваелесс… коннекшн, — показал жестами Паша.

Официант пожал плечами, сказал «скузи» и исчез. А Паша подумал, что если уж включать, так сказать, весь этот молл… в жилую площадь… то надо бы заказать себе карточку, чтобы можно было сидеть тут где угодно… Задумчиво листая SZ, он наткнулся на статью, которую — единственную — прочитал целиком, несмотря на то что несколько раз повторил при этом слова «маразм» и «идиотизм»… Ну и не понял многих слов, в свою очередь, но это он умел — читать, не зная половины слов, затем он и читал SZ, собственно… незнакомые слова он понимал по смыслу и запоминал (иногда неправильно, но всегда ведь неизбежны некоторые издержки — так он себе говорил), и немецкий словарь его таким образом постоянно расширялся…

В статье же говорилось о том, что некий дотошный «филателист» подверг анализу марку, которую якобы лизнул, прежде чем наклеить на конверт, Ингмар Бергман, — конверт хранился в каком-то архиве, и вот анализ ДНК показал, что Бергман — не Бергман, ну да, Бергман против Бергмана… Ну то есть не сын своих родителей, потому что ДНК не совпало с ДНК его сестры и других родственников… которые, впрочем, потомки то есть, категорически отказались давать какие-либо другие конверты и вообще любые вещи из архива, участвовать в этих «расследованиях», и кто теперь даст гарантию, что именно Бергман наклеивал ту марку, а не его секретарь, скажем… Но дело было даже и не в этом — Паша вообще уже давно закрыл газету и отложил на соседний столик, — просто эта странная (хотя на тот день уже и не так чтоб очень странная — это было время лёгкого помешательства на анализах ДНК, о чём подробнее тоже чуть позже) история вызвала в памяти Паши строчки Бродского, которые он перечитывал много раз, пока «куковал» один дома у Шириных, — в первый же раз, когда он открыл том собрания сочинений, ему бросилось в глаза название «Новая жизнь», и он невольно — перечитав несколько раз — запомнил стихотворение наизусть и сейчас вспомнил, прочитав о «марке Бергмана» и пообщавшись с «тем» Семёновым: «…да и глянца в чертах твоих хватит уже, чтобы с той стороны черкнуть „привет“ и приклеить марку…»

«Привет», вот именно, привет… Да, он посмотрел в Интернете, конечно… Он слышал об этом Семёнове, не мог не слышать, знаменитый земляк… Просто однофамилец и жизнетворец Паше был настолько ближе, что полностью вытеснил из головы фотографа… И ещё странно было, что первое, что возникло в голове после того, как Паша получил мейл, были как раз фотографии… Семёнова на столбах… или уже не странно… А потом уже Паша смотрел фотографии другого Семёнова, которые выдавал поисковик и среди которых были как портреты именитого фотохудожника, так и его работы, и там, среди работ, он увидел серию «Братские могилы», а среди фотографий серии — фото памятника, на котором были высечены… или выскоблены, на мраморе, две фигуры в полный рост с одинаковыми фамилиями… Но эти-то были явно не однофамильцы, а братья… два родных брата, да… были изображены в полный рост на одном широком памятнике: Пётр и Глеб, Пётр и Глеб, Пётр и Глеб, Пётр и Глеб — Сальниковы.