Дело о Медвежьем посохе - Георгий Персиков

Солдат не остановился и теперь целился в самую большую и легкую цель – в Жало.

Бабах!

Высокий беглец завопил, скорчив гримасу от жуткой боли, но ему повезло, он был ранен лишь в плечо.

– А, черт его побери, сука! – орал Жало, зажимая рукой рану, из которой сочилась кровь.

– Вот, мать его, незадача! – кричал Колесо, глядя то на раненого товарища, то на солдата, который перезаряжал винтовку. – Беги, сукин сын, или тут и ляжешь!

То ли слова вожака, то ли новый выстрел подействовали на Жало, и, невзирая на боль, он побежал еще быстрее. Дальше троица с трудом понимала, что происходит, были слышны лишь свист ветра в ушах и стихающие вдали крики и выстрелы. После двухчасового бешеного бега беглецы наконец остановились.

– Оторвались… – задыхаясь, хрипло сказал Колесо и припал к толстому стволу дуба. Он расстрелял все патроны, а вторая винтовка, отобранная у солдат, осталась у мертвого Зайца.

Жало и Морошко упали наземь. Жало придерживал рукой наспех перемотанную рану, которая еще кровоточила. Внезапно раздался звук, похожий на смех ребенка.

– Слыхали? – тревожно молвил Морошко. – Вроде как ребенок смеется…

– Глупости… Это сова была, – ответил, оглядываясь, Колесо.

* * *

Строго говоря, с Сахалина бежали многие, да только Родин, мыслями настроенный на поиски драгоценного мальчишки, был готов увидеть его след хоть в полете чайки, хоть в дрогнувшей еловой лапе. А тут еще признанный блаженный пророк прямо направил на поиски сбежавшего – не похищенного, не убитого, а именно сбежавшего ребенка.

Куда бегут? Вестимо куда – в тайгу. Не в море же и не на каторгу.

Родин отворил тяжелую скрипучую дверь, прогнал Марфу с ее готовностью отговорить его от «дурацкой затеи», используя свои женские штучки, и стал собираться в лес. Не то чтобы он надеялся найти ребенка под первым же деревом, но хотя бы какие-то следы, какой-то намек, зацепку. Все же с ним было двое взрослых мужиков, не могли не наследить – сломанные веточки, объеденные ягодные кусты, расплющенные поганки. Георгию не раз приходилось преследовать людей как в шумных городах, так и в непролазных чащах, и в душе его теплилась надежда, что сегодняшний поход хотя бы подскажет, в каком направлении двигаться дальше.

Он придирчиво осмотрел винтовку (не попала ли в ствол грязь, не сбит ли прицел), пересчитал патроны в подсумке, проверил ход затвора – вроде все в порядке. Не хотелось бы попасть впросак, оказавшись лицом к лицу с похитителями или лицом к морде с медведем. Есть, конечно, поговорка у бывалых охотников: «Если медведь решил тебя съесть, то он тебя съест», но добровольно скормить себя шальному хищнику Родин не планировал. Немного подумав, Георгий прихватил и трость со стилетом. Огнестрельное оружие все же могло подвести, а уж этой-то палочкой-выручалочкой он в свое время решил немало проблем и преодолел не одно препятствие.

Проглотив на ходу пару Марфушиных пирожков с грибами, Родин выдвинулся в путь. К лесу вела обычная проселочная дорога – замерзшая причудливыми сталакмитами грязь под ногами и припорошенные снежком сопки по бокам. Но полюбоваться видами не удалось – вдруг откуда ни возьмись налетел наглый студеный ветер, залез под уютный полушубок, сбил шапку с головы. Да, Георгий слышал про лютые сахалинские ветра, которые не то что под одежду пробираются – под самую шкуру залезают. Айны говорят: в черные дни, когда люди стараются не покидать свои жилища, ветра находят одиноких смельчаков и нашептывают им гадости, одурманивают, тащат в океан. Так, в недавнем урагане убило женщину. Безобидная пьянчужка выбралась в непогоду в поисках водки, так ее закрутило юлой, подняло да и шмякнуло об землю. Говорят, насмерть. В другой раз, Марфуша рассказывала, крышу с дома сорвало и сразу пятерых скосило. Но это она уже, наверное, сочиняет.

Молодой врач упрямо шагал вперед – на кону стояли жизнь ребенка и судьба целой страны. Мелкий, как сахар, снег, царапал лицо. На мутном сизом небе едва просматривалось блеклое солнце. Да и солнцем назвать этот грязный желток, который даже не пытается ни греть, ни светить, мог бы только законченный оптимист. И только оптимист мог бы назвать лесом то странное место, в котором Родину предстояло искать маленького камикагари.

Все здесь было каким-то чудным, диковинным. Георгий никак не мог взять в толк, отчего все эти деревья выглядят такими ненастоящими, будто он стал маленьким солдатиком в большой и плохо сделанной диораме. Он прекрасно помнил, что такое моховая тундра и как она стелется пушистым ковром до самого горизонта. Но ее можно встретить только на севере острова, тогда как на юге произрастали настоящие бамбуковые джунгли, возможно, даже более непролазные, чем амазонские. «Джунгли…» – от этого слова Георгий поежился. Слишком свежи были воспоминания о его последнем приключении на Амазонке, где к этим джунглям прилагались мерзкие жабы, ядовитые змеи и невыносимая влажность…

Здесь же, в сердце острова, не было ни тундры, ни бамбука, а росло черт пойми что. Все растения вроде бы знакомые, а вроде и не очень. Вот это, например, что за развесистое дерево, похожее на крапиву? Родин протянул руку к стеблю, больше напоминающему мясистый пожухлый ствол, и тут же ее отдернул.

– Да вы, верно, шутите! – вскрикнул он от неожиданности: это и была крапива! Крапива ростом с двух мужиков! Но не успел Георгий изумиться, как позади него что-то зашуршало и закопошилось. Где-то вдалеке закричала птица, и он решил, что нужно бы вести себя поскромнее. Не привлекать внимания ни животных, ни тех, кого он ищет…

Это было не так-то просто, ведь Родин умел бесшумно передвигаться и ориентироваться только в обычном лесу. «Так… – стал он размышлять, – вряд ли похитители ломились сквозь крапиву. А вон та огромная и на вид безвредная трава могла бы стать для них отличным укрытием». И он стал пробираться к зарослям растения, похожего на вывернутый зонт. Этих зонтов, таких же высоких, как крапива, было бессчетное множество, и все они выглядели абсолютно одинаково. Как по таким ориентироваться? Как искать след? Ни тебе сломанных веточек, ни сбитых ягодок… И следы, если они и были, давно занесены снегом. Георгий растерянно бродил среди огромных лопухов, приглядывался, принюхивался. Пахло здесь тоже как-то странно – не влажной землей и прелой листвой, как должно бы, а мокрыми шкурами и прокисшими помоями.

Ветер стих, но Родина это не особо порадовало – оказалось, что с виду необитаемый лес жил своей жизнью. Он был полон пугающих звуков, но ни один из них не наталкивал на мысли о присутствии здесь людей. Высоченная крапива тихо шипела и потрескивала, лопухи шлепали друг друга своими мокрыми шляпами, как слоны ушами, и время от времени где-то вдалеке раздавался вой. «Вой – это нехорошо, – констатировал Георгий, – пожалуй, пойду-ка я домой, пока не стемнело. Надо искать другие ниточки к мальчонке». Но вдруг вой прекратился, и Родин отчетливо услышал звонкий детский смех, будто дюжина маленьких колокольчиков зазвенели или ручеек зажурчал. Георгий даже улыбнулся на секунду, но тут же снова напрягся и стал осторожно двигаться по направлению к источнику звука. Но смех словно убегал от него, и Георгию пришлось ускорить шаг, а потом и побежать, лавируя между деревьями-зонтами и шумно выпуская пар изо рта.