Слуги Карающего Огня - Сергей Волков

— Десяток, половина и годок еще… — буркнул Луня.

— Ну вот, она на две зимы тебя старше, а девки в этих годах, знаешь, зело вредные…

— Знаю… — угрюмо прошептал Луня.

— Э! — наконец заподозрил неладное Корч: — Чего с тобой, парень? Тебя, как она ушла, прямо-таки как обухом ошарашили?

— Она… гремка… Мою мать убили гремы… — тихо и просто ответил Луня: — Спасибо за угощение, добрый Хозяин, пойду я, пора, Шык уже заждался.

Луня встал, отодвинув недопитую чарку, вылез из-за стола и пошел прочь.

— Э, да погоди ты! — Корч догнал Луню, схватил за руку: — Ты погоди кручинится-то, парень! Груй-то мой, он-то ведь род, по отцу! И она — родка, выходит! Ну, чего ты?

— Не знаю… — прошипел Луня. У него на глазах навернулись слезы слезы бессилия и стыда, непонятно от чего. Голова туманилась, безумно захотелось спать…

Луня поднялся наверх, вошел в комнату, без удивления обнаружил, что Шык куда-то вышел, рухнул на свою кровать, как подкошенный, и тут же уснул.

А Шык, стоя шагах в десяти от двери в комнату родов, на галерее, проводил вошедшего Луню взглядом, быстро прошептал в ладонь слова, что снимали с ученика Обидный наговор, потом нашел в горнице мелькающую то тут, то там внучку Корча и долго смотрел на нее, словно хотел разглядеть в стриженой девушке что-то такое, что иным увидеть не дано…

* * *

Спал Луня плохо. Всю ночь снились ему какие-то мерзкие, бородатые рожи, и рожи эти шептали, шипели, выли не в уши даже, а в самую Лунину душу: «Гремка она, гремка! Родня убийц! Гремка! Не позорь род, не позорь!».

С тем и проснулся смурной и разбитый Луня в полной темноте от стука в дверь. Утро, пора!

Шык тронул поднявшегося Луню за плечо:

— Давай-ка тишком, парень! Бери вещи.

Спустились, стараясь не скрипеть ступенями, вниз, в горницу. Корч, позевывая, осторожно отворил дверь, и роды вышли во двор, на зябкий утрений холод.

Сын Корча, здоровый, бородатый мужик, должно быть, тот самый Груй, отец Руны, уже выводил из сарая арпаков.

— Ну, родич, прощевай! — поклонился Шык Хозяину: — Благи дарю тебе за постой, за еду и отдых! Обратно будем ехать, думаю, скоро, жди, мимо не проедем. Лиха не насылайте, будьте здравы!

Корч поклонился в ответ, сделал было шаг к Луне, словно собирался что-то сказать, но волхв властно толкнул ученика к коню:

— Пора! В седло!

Луня, уже выезжая за ворота, оглянулся на стоящих во дворе хозяев, махнул рукой. Корч с сыном помахали в ответ, и все, на том и растались…

Арпаки, отдохнувшие и порезвевшие, бодро зарысили по Ходу на восход. В неясном утреннем сумраке, туманном и знобком, проплыла мимо скала с начертанным «Словом» и Чертежом, потом потянулись слева и справа от дороги глинистые увалы, поросшие кустами и соснами. Постепенно светало…

Путники не разговаривали, молча горячили коней. Хотелось спать, и даже утренний холодок не мог выбить из Луни ночного морока. «Гремка она, гремка!».

Туман мало-помалу расползался сизыми космами, впереди засерели склоны Серединного хребта. Ход пошел вверх, петляя между высокими холмами, уже не гладколобыми, а оскалившимися пиками скал.

Солнце ударило в глаза, когда преодолели узкую ложбину между скал и выехали на каменистый склон одного из холмов. Луня огляделся и невольно залюбовался открывшийся красотой. Могучие горы, сине-фиолетовые, покрытые розовыми в восходных лучах ледниками, вставали впереди, застилая полнеба. Грозно дыбились скалы, по колено в тающем тумане. Шумела справа внизу бурливая речка, пенясь на перекатах. Зеленоглавые сосны казались стражами в пышных головных уборах, а высоко-высоко в ярко-голубом небе парили орлы.

Дома, на родине, Луня тоже часто любовался красой земли, красой лесов, озер, ручьев, лугов и перелесков, но там краса была другая, мягкая, добрая, своя, привычная.

Здесь же, в западных отрогах Серединного, Луня впервые увидел всю грозную мощь Матери-Земли, мощь первозданную, чисту и светлую, как глоток воды из родника. Увидел — и полюбил, потянулся душой к здешним местам. Захотелось остаться тут, построить дом на берегу реки, бродить по окрестным скалам, охотится и ловить рыбу, пасти коз и овец…

Неожиданно Луня понял, что уже без неприязни и гнева думает о том, что матерью Руны была гремка. «Что за наваждение на меня вчера нашло? Подумаешь, мать-гремка! По отцу-то она родка, Корч правильно сказал! Что ж это я? Не иначе, глаза мне дрянь какая-то застила… Эх, дурень, дурень, Прах меня побери! А как она меня назвала… Окоея… Моржонок, стало быть. Если Корч правду сказал, если у гремов моржи эти самые в чести, то выходит, не подшутить, а похвалить хотела меня Руна. Все одно что по-нашему парня медвежонком назвать! А я то… Дурило, тьфу!».

Невеселые мысли едва не стоили Луне жизни — замешкавшись на краю крутого откоса, покрытого острыми камнями, он еле-еле успел направить арпка в сторону, а то переломали бы и конь, и человек себе все кости.

— Лунька, не зевай! За дорогой следи, здесь тебе не полье, костей не соберешь! — крикнул уехавший вперед Шык, и Луня, пристыженный замечанием, отбросил посторонние мысли и начал «не зевать».

К полудню путники въехали в широкую, поднимающуюся к востоку, к горам, долину, по дну которой бежал быстрый ручей. Ход шел вдоль берега, усыпанного валунами, и вел прямо на верх, в горы, а казалось — на самое небо.

— Дяденька, а как же там, дальше? — удивленно спросил Луня у волхва, указывая рукой на уходящую в поднебесье ленточку Хода.

— Страшно? — усмехнулся Шык: — Не робей, проедем! Там дорога выше облаков поднимается, и вкруг горы идет. Гора эта завется Тучей, Буршей, по-арски. Ход полгоры окружает, и выводит к Перевалу. Отсюда его не видать, гора мешает. Там, наверху, особо осторожным надо быть — справа пропасть будет, слева — стена каменная, чуть замешкаешься, и птицей станешь, до-о-олго лететь придется! Давай-ка перекусим, что Род послал, а Корч в котомки напихал, и поторопимся — к ночи нам Буршу объехать надо, чтобы на заставе у Перевала заночевать.

Путники выбрали место у большого, плоского камня, привязали коней, чтобы не переломали ноги, бродя по окрестным валунам, разложили снедь и занялись едой. Луня, быстро покончив с жирной копченой уткой, спустился, ковыляя и оступаясь на каждом шагу, по валунам к ручью — найти пару горстей песка да оттереть жирные руки. И только он присел на корточки над ледяной водой, как сзади раздался крик!

Стермглав взбежав по скользким камням наверх, Луня увидел волхва, завалившегося на плоский камень, который служил путникам обеденным столом. Глаза Шыка закатились так, что были видны одни лишь белки, на губах пузырилась пена.

Луня в ужасе огляделся, ища, откуда пришла беда, и заметил ускользающее в каменную расщелину длинное, узкое черно-крапчатое тело змеи! Волхв был ужален, и тварь, совершившая такое, наверняка сильно ядовита, иначе сознание не так скоро покинуло бы тело Шыка.