Круговорот парней в природе - Елена Логунова

– Это невероятно. Невозможно! Так не бывает! – ошалело бормотала я, незряче глядя на скрипучую факсовую бумажку, которую дежурный сержант Бобриков вручил мне столь торжественно, словно это была грамота, жалующая мне дворянство.

На листе черным по белому были начертаны строки, смысл которых от меня ускользал, ибо немыслимо было принять за правду сообщение, что наша доблестная милиция не только нашла моего пропавшего японца, но и везет его для воссоединения с соотечественниками. Не то чтобы я совсем уж не верила в чудеса (и в возможности служб охраны правопорядка), просто количество чудес на единицу места-времени казалось мне слишком большим. Японец-то мой нашелся за сотню километров от Джубги, в Новороссийске!

В принципе, по хорошей дороге и при наличии скоростного автомобиля высокой проходимости (типа того джипа, под которым я недавно валялась) он вполне мог добраться в Новороссийск за час-полтора, но зачем?! Делегация ведь только вчера выехала из этого самого Новороссийска! И, кстати, дорога нынче утром все еще пребывала в состоянии, далеком от идеального, хотя милицейский «газик» с Нокамура-саном на борту все же сумел пройти перевал.

Впрочем, мы с Тяпой и Нюней единодушно постановили, что не будем ломать нашу общую голову над вопросом, как и зачем Такеши Нокамура драпанул от нас в Новороссийск. Мы сосредоточились на тревожном переживании: а точно ли это наш японец?

– С ментов вполне станется подложить нам свинью и всучить департаменту вместо пропавшего Такеши Нокамуры первого попавшегося косоглазика! – прямо заявила Тяпа, откровенно не верящая в лучшие качества милицейской натуры.

Мы с Нюней промолчали, ибо втайне терзались аналогичными сомнениями.

Полтора часа, проведенные в местном отделении в нетерпеливом ожидании прибытия Такеши Нокамуры с почетным милицейским эскортом, запомнились мне как далеко не лучшее время моей жизни. Сержант Бобриков, посильно защищая честь мундира, проявил благородство и споил мне полтора литра крепчайщего кофе из собственного термоса. Неумеренное потребление бодрящего напитка вызвало у меня сильную тахикардию и повысило нервозность до заоблачных высот. Когда милицейский транспорт подкатил к стертому крылечку отделения, я дергалась, как эпилептик, и тряслась, как отбойный молоток, рискуя проломить ногами ветхую деревянную ступеньку. На моей физиономии последовательно и с большой скоростью сменялись гримасы, более или менее точно представленные древнегреческими театральными масками. Это заметно тревожило и смущало сержанта Бобрикова.

К подконвойному японцу я кинулась, как к родному, но вынуждена была остановиться в паре шагов. Амбре от интуриста было – ой– ой-ой какое! Высокоразвитой цивилизацией от него и не пахло. В богатом букете смешались незабываемые запахи мусорной свалки, запущенного коровника и проходного двора из тех, на входе в которые отчаявшиеся аборигены безуспешно малюют лживую надпись «Туалета нет!». Да и выглядел так называемый Нокамура-сан так, что моя Тяпа уверенно заявила:

– Ну точно, так и есть! Нас обдурили. Разве это культурный японец? Это какой-то эскимосский люмпен, странствующий по святым местам автостопом!

– Вы Такеши Нокамура? – недоверчиво спросила я сомнительного японца.

– Он самый, – ответил за него хмурый милицейский дядечка, сосредоточенно пинающий автомобильные баллоны. – Забирайте, гражданочка, своего Такешу до дому, до хаты и впредь приглядывайте за иностранцами как следует. Виданое ли дело? Потеряли интуриста и хватились только на вторые сутки! Пьяные, что ли, все были?

Поскольку в последнее время я и в самом деле неразумно злоупотребляла алкоголем, огрызнуться на сурового мента у меня не хватило наглости. Тяпа, правда, вякнула было что-то вроде «На себя посмотрите!», но мы с Нюней в четыре руки зажали ей рот. Я смиренно и признательно поблагодарила охранников правопорядка за активную и результативную помощь, и тот же милицейский «газон» подвез нас к гостинице Шульца. По дороге я высунула голову в окошко и, притворяясь, что любуюсь видами, глубоко дышала свежим забортным воздухом. Блудный японец пропитался тюремно-казарменным духом и так ароматизировал салон – хоть сюрикен вешай!

Мы приехали в «Либер Муттер», и тут мои сомнения благополучно рассеялись. Японская братия, резвящаяся во дворе, встретила вонючего странника как родного. Его приветствовали криками и жестами, хлопали по плечам и одаривали улыбками. Такеши Нокамура расцвел, повеселел и отвечал дружелюбным соплеменникам частыми кивками и бурным шевелением пальцев. Лично мне этот язык жестов был так же непонятен, как и вербальное японское общение, однако беспокойство мое заметно улеглось. Если японцы признали странника своим, я приму это как факт, с удовольствием поставлю галочку в списке напротив фамилии Накамуры и с чистой совестью отправлюсь в койку – отдыхать от переживаний. А то что-то слишком волнительная у меня выдалась командировочка, так и до нервного срыва немудрено докатиться!

Едва я поставила ногу на первую ступеньку лестницы, ведущей на второй – спальный – этаж гостиницы, как меня окликнули:

– Танечка!

Я обернулась и остановилась. По коридору первого этажа ко мне приближался Борис Абрамович Шульц, да не один: следом за хозяином гостиницы резво трусило небольшое четвероногое. В первый момент я приняла его за собаку– бультерьера, но поняла свою ошибку сразу же, как только услышала звуки, издаваемые животным. Лже-бультерьер уютно похрюкивал.

– Вот, это вам, – торжественно объявил Шульц, снимая с руки ременную петлю плетеного поводка.

На другом конце собачьей привязи болтался поросенок. Он, похоже, был парень с характером и имел собственное представление о направлении своего дальнейшего движения. Едва Шульц ослабил поводок, свиненок тряхнул лопушистыми ушами и с цокотом припустил по коридору в сторону кухни.

– Рузочка, милая! Ты или закрой дверь, или убери с пола кастрюлю с кашей! – озабоченно крикнул вслед убегающему поросенку Борис Абрамович.

Затем он взглянул на меня с улыбкой, которая была одновременно и виноватой, и гордой, и объяснил:

– У вашего кабанчика превосходный аппетит!

Словечко «вашего» применительно к совершенно незнакомому свиненку побудило меня задать Шульцу совсем не тот вопрос, который созрел у меня первым (сначала-то я в режиме борьбы за санитарию и гигиену хотела поинтересоваться, почему это кастрюля с кашей стоит на полу), а совсем другой:

– Это мой кабанчик?

– А что? Разве он вам не нравится? – встревожился Борис Абрамович. – Помилуйте, Танечка, душечка, да ведь это лучший кабанчик из всех возможных! Красивый, здоровый, резвый! Можно сказать, идеальный кабанчик!

– Мистер «Свинячья Вселенная»! – сострила моя Тяпа.

– Уж вы мне поверьте, я-то в кабанчиках разбираюсь, у меня своя сеть шашлычных! – продолжал волноваться Шульц. – Кстати, вы обещали, что не будете его кушать. Ведь не будете же?

– Не буду, – согласилась я.

– И правильно, потому что этого поросенка нужно будет вернуть хозяевам, – Борис Абрамович заметно успокоился. – Я взял его для вас напрокат на сутки. С вас пятьсот рублей. По двадцать рублей в час, это совсем не дорого.