Чужая жена - потемки - Галина Владимировна Романова

Рыков не верил безупречным, приятным в общении людям с хорошими манерами. Считал их либо лжецами, притворщиками, получившими великолепное воспитание. Либо трусами, загнавшими самих себя в жесткие, строгие рамки. Либо людьми, вынашивающими какие-то страшные планы и затаившимися до поры.

Ковригина он причислял скорее ко второй категории. К категории трусов. Он боялся, по мнению Рыкова, всех и вся. Боялся обидеть жену, боялся своих влиятельных тестя и тещу. Боялся оказаться в нелепом положении. Боялся, что его кто-нибудь начнет высмеивать, а потом станет указывать на него пальцем.

– Да, он не борец, мам, не могу с тобой в этом не согласиться. Но вот понятие порядочности…

Он подвел мать к обеденному столу, накрытому льняной скатертью в крупную, белую с синим, клетку. Бережно усадил ее на стул. Пододвинул к ней пепельницу. Мать, невзирая на запреты врачей и свой преклонный возраст, дымила как паровоз. И бросать не собиралась, всегда имея под рукой пример его отца, не пившего и не курившего никогда и умершего от инсульта в сорок девять лет.

– А что с порядочностью? – догадливо блеснула глазами мать из-под очков.

– Быть порядочным и быть удобным для всех невозможно, мам, ты же знаешь. Порядочность – это же непримиримость со многими проявлениями зла, властвующими теперь в мире. Когда-то, где-то, но все же пришлось бы господину Ковригину с кем-то повздорить, поспорить, не согласиться. А у него… Абсолютно девственно чистый лист в плане конфликтных ситуаций.

Олег сел напротив матери за стол, пододвинул к себе тарелку с хлебом.

– Прекрати кусочничать, Олег! – тут же прикрикнула на него мать. – Курица уже почти готова, да, Ариша?

Ариша – молчаливая женщина средних лет – молча кивнула и принялась ловко накладывать еду в тарелки. Сначала она обслужила свою родственницу, по совместительству – хозяйку. Поставила на стол глубокую салатницу, полную помидоров, тарелку с рассыпчатой картошкой, присыпанной укропом – мадам Рыкова любила есть именно так картошку, и чтобы без всякого соуса или масла. Поставила рядом тарелку с жареной курицей. Потом тот же набор блюд Ариша расставила перед Олегом.

– Ариша, а вы? – переполошился он, увидав, как женщина направилась к выходу.

– А-а-а, – она беспечно махнула рукой и скупо улыбнулась. – Я, пока готовила, напробовалась, сыта уже. Кушайте на здоровье. Я пойду клубнички свеженькой нарву. Уродилась она в этот год, хорошая, крупная. Я и для вас собрала кузовок, и Женечке уже отправила, по распоряжению вашей мамы.

Его как током стрельнуло под лопатками.

Мать снабжает Женьку продуктами?! Эту беспринципную транжирку, не способную позаботиться о себе в ее не очень юном уже, к слову, возрасте, мать прикармливает клубникой из их огорода?! Это же…

– Это никуда не годится, – пробормотал он вполголоса и посмотрел на мать укоризненно.

Она сделала вид, что не замечает его гнева. Докурила тонкую сигаретку, ткнула окурок в пепельницу, схватила вилку и нож и принялась с аппетитом обедать.

– Суп… Может, хочешь супа, сынок? – вдруг спохватилась она, вспомнив, что в детстве заставляла его всегда есть горячее. – Ариша сварила какой-то, кажется. То ли фасолевый, то ли гороховый.

– Его тоже в горшочке Женечке переправили? – не удержавшись, съязвил Олег. – Нет, супа я не хочу, мам.

– Смотри… – она пожала плечами, недовольно взглянула на него поверх очков. – А что я Женечке клубнику послала – не твое дело. Я с ней дружу, ты сам знаешь.

– Ага! Что-то дружба эта всегда становится на удивление тесной, когда Женечка пребывает в очередном «поиске»! Ты просто… Ты просто навязываешь ей себя, мам. И получается, что и меня тем самым ты ей навязываешь тоже! А я не хочу быть ей навязанным. Не хотел тогда, не хочу и теперь! – с обидой проговорил Олег, ложкой зачерпнул из салатницы помидоры со сметаной и набил рот этой вкуснотищей.

Мадам Рыкова не отвечала долгих десять минут. Она ковыряла картошку вилкой и ножом, все перетолкла, перемешала, но есть не стала. Взяла в руки куриное крылышко, поглядела на него и тоже отложила на тарелку.

– Я тебя не навязываю, милый. О чем ты? – выдохнула она с горечью после продолжительной паузы и вновь потянулась к сигарете.

– Мама, ну хватит, наконец! – взмолился Олег и выхватил из ее рук зажигалку и сигаретную пачку. – Кушать не стала, а все куришь и куришь! Не нужно, прошу! Ты можешь хотя бы раз сделать так, как я тебя прошу?!

– А ты? – почему-то обрадовалась мадам Рыкова. – Ты можешь хотя бы раз сделать так, как я тебя прошу?

– О чем речь… снова? – Он понял, что попался, но отступать было нельзя, иначе мать точно половину пачки высмолит за полчаса. – Хорошо, проси.

– Ты сделаешь?! – Мать прекратила попытки отобрать у него сигареты и зажигалку, неуверенно улыбнулась. – Точно сделаешь?

– Да, сделаю.

Он, конечно же, знал, о чем она его попросит. Он должен будет либо сводить куда-нибудь Женечку, либо помочь ей деньгами, хотя мать наверняка сама ей «подбрасывает», и вполне успешно, за его спиной. Либо – просто хотя бы встретиться с ней и поговорить.

А он не хотел, черт возьми! Не хотел ничего вообще знать об этой беспутной, об этой непутевой женщине!

Как же ему недавно понравилась потерпевшая, Ковригина! Такая милая, такая тихая и несчастная. Ему впервые за много лет захотелось пожалеть постороннюю женщину, по щеке погладить. А потом, может быть, сводить куда-нибудь. Не в музей, конечно, боже упаси! Она там и не увидит ничего. Ее глаза переполнены скорбью и болью. Какой музей! Просто можно было бы побродить с ней в парке или по набережной. Зайти в кафе, выпить кофе, поесть мороженого. На ужин при свечах он и рассчитывать не мог. А вот просто побродить вместе по тихим сонным улочкам вдвоем с этой тихой, милой женщиной он бы запросто согласился.

А тут – снова Женечка!!!

Как он устал от ее постоянного присутствия в своей жизни! Не видел он ее, давно не видел, а она будто постоянно рядом. И он-то не хочет, но – вспоминает ее заливистый дерзкий смех. Не хочет, но – видит ее плечи, волосы, руки. Заглядывает в ее глаза, в которых никогда не видел ничего, кроме сонной вожделенной истомы. Повзрослела она или нет, побывав столько-то раз замужем? Или все так же скачет, как стрекоза из знаменитой басни?

Нет, наверное, надломила ее, хоть немного, эта жизнь. Не просто так мать на него напирает. Видимо, Женечка подостыла, помудрела, набила себе шишек.

– Вот… – мать подсунула ему бумажку с номером телефона. – Это Женечкин номер. Позвони ей. Она ждет твоего звонка.

– Давно?

– Что «давно»?

– Давно ждет?

– Уже неделю, милый. А ты все ко мне не приезжал. А по телефону я разве могу обсуждать с тобой такие вещи? Мы же с тобой не можем и не должны пользоваться телефоном для решения важных вопросов… Это и работы твоей касается, и личной жизни. Позвонишь?