Под парусом в одиночку вокруг света. Первое одиночное, безостановочное, кругосветное плавание на парусной яхте - Робин Нокс-Джонстон
Шрифт:
Интервал:
Как и ожидалось, ветер перепробовал все возможные направления и если он будет следовать устоявшейся модели поведения, вечером следует ожидать шторма. Но мне все-таки удалось сделать сегодня многое, за что я премного благодарен погоде. Хорошо было бы поработать над письмами, но писать при ветре неудобно, и хотя мои глаза в порядке – как назло, именно сейчас мне что-то попало в глаз, – не хочу перегружать зрение чтением или письмом при свете масляной лампы.
Кажется, этому этапу плавания я уделяю слишком много времени и слов:
25 сентября 1968 года, 103-ий день плавания
Проснувшись в 08.00 я обнаружил, что мы двигаемся на северо-запад. Ветер изменился на юго-восточный, пока я спал, вернее, пребывал большую часть ночи в бессознательном состоянии. Развернувшись через фордевинд, я поднял дополнительные паруса. Лодку неприятно качало. Утром прошел сильный дождь, но воду собрать не удалось, потому что парус был свернут на гике и при движении яхты капли отскакивали от паруса. Для сбора дождевой воды в ловушки, паруса должны быть спущены с подветренной стороны гиков. Так как на бизани рифы убираются лишь в одну сторону, воду можно собирать только при левом галсе. В данное время паруса грот-мачты спускаются так же, как и бизань.
Я промыл секстант, подержав его минут десять под дождем, и тщательно протер извлеченной из мешка хлопчатобумажной рубашкой, которая чудесным образом не отсырела, более того, от нее волшебно пахло мылом! Тут же в памяти всплыли почти полностью позабытые картины далекой и чуждой моей текущей реальности жизни, в которой люди по утрам погружают тела в особые резервуары с горячей и чистой водой – странная и явно нездоровая привычка. Они спят в широких пружинистых кроватях, застеленных чистыми простынями, а перед сном облачаются в особые одежды и, что самое странное, перекладывают еду со сковородки на тарелки!
Однажды в журнале House Magazine, выпускаемом страховой компанией, я прочитал статью о низкосортных бытовых привычках. Наверное, это про меня. Suhaili спокойно совершила поворот через фордевинд, так как мы почти не двигались, я лег на левый галс для того, чтобы собрать воду. Когда ведро наполнилось, я отвязал его, но не смог удержать в руке, оно грохнулось на палубу. Я сумел схватить его прежде, чем оно скатилось за борт. Поскольку на яхте оставалось только два ведра, я отказался от пополнения запасов воды и вернул Suhaili на прежний курс. Затем я решил сварить себе кофе, но как оказалось, опрокинувшееся ведро было лишь первым звеном в неприятной цепи мелких неудач. Началось с того, что налитого в примус метилового спирта оказалось недостаточно и когда я доливал его, лодку качнула так сильно, что я потерял равновесие. Спирт выплеснулся из жестянки на плиту и на руки. Мгновенно вспыхнуло пламя, которое удалось потушить еще до того, как оно успело наделать дел. Пришлось опять разжечь плиту и поставить на нее металлический чайник. Никогда прежде плиту не мотало из стороны в сторону при качке, но именно теперь она подпрыгнула, и чайник опрокинулся. Две пинты зря потраченной воды залили пламя. Выйдя из себя, я хорошенько стукнул о плиту скороваркой. Удар вышел на славу. Он не нанес никакого вреда ни плите, ни скороварке, но зато мне полегчало. Уже в который раз пришлось начать все сначала. Я явно напугал все предметы вокруг, потому что на этот раз они вели себя примерно – свою чашку кофе я получил. Думаю, мы с плитой пришли к взаимопониманию, условившись о том что, выполняя требуемую от нее работу, она спасает себя от неприятностей.
Я заметил, что на гроте начал расходиться шов. Парус нуждался в серьезной починке, но сначала надо было дождаться спокойной погоды. Чтобы не дать шву разойтись дальше, я сделал на парусе четыре стежка. На это у меня ушло минут тридцать, принимая во внимание качку, это было своего рода достижением.
Сейчас Suhaili плывет на северо-восток и, будь я проклят, если что-то заставит меня поднять новые паруса в попытке ускорить естественный ход вещей. Стрелка барометра все еще падает, можно последний шиллинг поставить на то, что шквал обрушится на нас, как только я подниму паруса. Взять рифы на гроте при помощи гаечного ключа – дело небыстрое, в мгновение ока с ними не управишься.
Упоминание гаечного ключа в контексте с рифами стало возможным после того, как несколько дней назад я уронил за борт рифовую рукоять, растянувшись на скользкой палубе. Рифить с помощью гаечного ключа – долгое занятие, тут волей, или неволей задумаешься над тем, как сделать новую рукоять. Пересмотрев массу вариантов, в конце концов, я использовал в качестве болванки стяжной болт того же диаметра, что и рифовый кронштейн. Разрезав болт, затем, раскалив его докрасна на огне примуса, я начал бить по нему молотком, пока он не остыл. Пришлось повторить это несколько раз, пока болт не обрел нужную мне форму. Много времени ушло на обработку напильником краев, но конечный продукт получился довольно приличным на вид. Затем я согнул его и рифовая рукоять была готова.
Быстро и сердито! Работа доставила мне неописуемое удовольствие, настроение было прекрасным.
К концу сентября мы прошли по Южному океану уже 3000 миль, радиосвязь с Кейптауном была потеряна. Вскоре после злополучного шторма передатчик прекратил работать. Судя по всему, уже надо было принимать сигналы западноавстралийской радиостанции Perth, но радио молчало. Когда я в последний раз пытался связаться с Кейптауном, было слышно, как они в течение получаса повторяли позывные, но меня не слышали. Связь с Кейптауном сослужила мне огромную службу при прохождении через их зону и я не собирался мириться с отсутствием радиоконгакта.
Догадавшись хорошей погоды, я разобрал передатчик, очистил его от налета соли и попытался выяснить причину неполадок. С таким же успехом можно было заняться оптимизацией железнодорожного расписания: во-первых, элекгросхема выглядела на план Клэпхэм-Джанкшн[20], а во-вторых – я не электрик. Я поменял лампы и попытался включить его, но тут же полетели предохранители. Два дня ушло на попытки понять в чем дело, но, в конце концов, пришлось смириться с поражением.
Не сумев справиться с радио, я решился на еще одну попытку завести двигатель. Я отсоединил электрический стартер, перенеся усилия непосредственно на маховик. По моим расчетам, для приведения маховика в движение, его следовало подвергнуть, посредством чрезвычайно сложной системы рычагов, воздействию вращательного момента величиной в полтонны. Самым сложным оказалось определение точек приложения нагрузки. В какой-то момент я неловко обошелся с отверткой, до кости порезав указательный палец правой руки. Пришлось промывать рану, пластырь никак не хотел приставать к коже, и я долго мучился, пока удалось перевязать рану. Прежде чем вернуться к ремонту двигателя, я натянул на руки пару толстых резиновых перчаток. На этот раз маховик пришел в движение. Это вызвало во мне огромное чувство облегчения – не знаю, что пришлось бы делать, не сумей я сдвинуть его с места. Полностью разобрать двигатель, находясь посередине океана, было невозможной задачей.
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!