Дневник незначительного лица - Георг Гроссмит

— Ну, в чем дело, мистер Путер?

Возможно, я показался ему глупцом, потому что я только и смог из себя выдавить:

— Вы хороший человек, мистер Джокер.

Мгновенье он смотрел на меня, потом сказал:

— Нет, это вы хороший человек, мистер Путер. И мы конечно же поможем вашему сыну не сбиться со столь прекрасного пути, который проложил его отец.

Я сказал:

— Мистер Джокер, можно, я пойду домой. Я сегодня не могу больше работать.

Мой добрый начальник кивнул и с чувством пожал мне руку. Я изо всех сил старался не расплакаться в автобусе; но, наверно, все-таки не сдержал бы слез, если бы Люпин не прервал моих мыслей, затеяв ссору с толстяком, которого он виноватил за то, что занимает слишком много места.

Вечером Кэрри пригласила к нам в гости старого доброго друга Туттерса с супругой, ну и Тамма тоже. Мы все сидели у камина за бутылочкой «Братьев Джексонов», которую Сара принесла от бакалейщика, и пили здоровье Люпина. Долго я не мог заснуть, все думал о будущем. Мы с моим мальчиком теперь в одной канцелярии — вместе будем туда ездить на автобусе, вместе возвращаться, и постепенно, глядишь, он станет больше внимания уделять нашему милому домику. Мне поможет там и сям гвоздь забить, поможет картину перевесить своей милой матушке. Летом поможет нам в саду — цветы сажать, штативы и горшки поможет красить. (Кстати, надо прикупить эмалевой краски). Все это передумывал я вновь и вновь, и еще тысячу счастливых мыслей. Я слышал, как часы пробили четыре. И скоро после этого заснул, и во сне я видел трех счастливцев: Люпина, дорогую Кэрри и самого себя.

Неприятности с вечным пером. Мы посещаем благотворительный бал, где мне приходится раскошелиться на дорогой ужин. Грубо оскорблен извозчиком. Странное приглашение в Саутенд.

8 АПРЕЛЯ.

Ничего выдающегося не происходило, только Тамм на меня насел, чтобы я приобрел вечное перо, которое встало мне в девять шиллингов шесть пенсов, и это оказались девять шиллингов шесть пенсов, выброшенные на ветер. Перо это доставило мне бездну неприятностей и ужасно мне действовало на нервы. Сверху оно подтекает, руки у меня бог знает на что похожи, и однажды, когда я колотил ладонью по столу, чтобы заставить это перо писать, как раз вошел мистер Джокер и крикнул:

— Что за стук? Полагаю, это вы, мистер Питт?

И эта обезьяна, этот молокосос Питт безобразно развеселился и громко объявил:

— Нет, сэр. Это мистер Путер со своим пером. Все утро продолжается такое!

И это бы еще ничего, но я заметил, что Люпин хихикал за своей конторкой. Я счел за благо промолчать. Отнес это перо в ту лавку, где было оно куплено, и спросил, не примут ли его обратно, раз оно не действует. Я не надеялся, что мне сполна вернут все мои деньги, нет, я хотел получить хотя бы половину. Приказчик ответил, что сделать такого он никак не может: покупка и продажа суть две вещи разные. Поведение Люпина за все время его службы у мистера Джокера было безукоризненно. Единственно чего боюсь, — такое счастье не может длиться вечно.

9 АПРЕЛЯ.

Заходил Тамм и принес нам с Кэрри приглашение на благотворительный бал, даваемый ружейной бригадой Ист-Эктона, где, он считал, будет шикарно, потому что один из членов Ист-Эктона (сэр Уильям Грайм) обещал нам свое покровительство. Мы с благодарностью приняли его одолжение, и по такому случаю, я счел уместным откупорить бутылочку искристой «Алжеры» которую прислал мне в подарок мистер Джеймс (из Саттона). Тамм приступил к вину, заметив, что не пивал его прежде, но далее он заявил, что его девиз — придерживаться более испытанных марок. Я ему возразил, что это презент дорогого друга, а дареному коню в зубы не смотрят. Тамм отшутился:

— Чего там в зубы, такое и к губам не захочешь подносить.

Я счел его шутку грубой и ничуть не остроумной, однако, отведав напитка сам, пришел к заключению, что отчасти она имеет под собою почву. Искристая «Алжера» весьма напоминает сидр, только она кислей. Я высказал предположение, что она, быть может, окислилась из-за грозы. Тамм ответил только:

— О! Едва ли.

Мы составили очень приятную партию в карты, правда, я проиграл четыре шиллинга, Кэрри проиграла один, Тамм же объявил, что проиграл шесть пенсов приблизительно: как мог он проиграть, учитывая, что его партнерами были только мы с Кэрри, остается тайной.

14 АПРЕЛЯ.

Воскресенье. Из-за неустойчивой погоды, так я полагаю, когда я проснулся, мне показалось, что кожа на лице у меня натянута, как на барабане. Прогуливаясь по саду с мистером и миссис Трин из нашего прихода, которые возвращались вместе с нами от обедни, я с большой досадой обнаружил на тропке газету с наваленными на ней косточками. Очевидная работа соседских мальчишек; эти негодяи маленькие Гриффины, как только к нам приходят гости, залезают на ступеньки в своем парнике, стучат в окно, корчат рожи, свистят, чирикают и кукарекают.

15 АПРЕЛЯ.

Кошмарно обжег язык вустерским соусом, из-за этой дуры Сары, которая как безумная трясла бутылку, прежде чем поставить на стол.

16 АПРЕЛЯ.

День благотворительного бала. По моему совету Кэрри надела то платье, в каком она так мило выглядела у Лорда-мэра. Я решил, что поскольку бал военный, а мистер Джокер, полагаю, офицер почетного артиллерийского общества, он, по всем вероятиям, тоже будет там. Люпин, на своем умонепостигаемом наречии, заметил, что «Тамм небось отлил очередную пулю, на этом балу, говорят, будут сплошные шляпы». Я не стал спрашивать, что он имеет в виду, хоть не понимал ни слова. И где он набирается подобных парадоксов, ума не приложу; дома, разумеется, он их не слышит.

Приглашали к половине девятого, и я расположил приехать часом позже, чтобы не быть «немодными», как говорит миссис Джеймс. Искать нам пришлось долго, извозчик несколько раз слезал с козел и справлялся в разных кабаках, где находится Дрилл-Холл. Удивляюсь, как можно жить этак у черта на куличиках. Никто ничего не знал. Однако, изъездив вдоль и поперек множество тускло освещенных улиц, мы наконец прибыли к месту нашего назначения. Я и не предполагал, что это в такой дали от Холлоуэя. Я дал извозчику пять шиллингов, а он разворчался, стал говорить, что я прокатился «нашармачка», и даже имел наглость мне советовать «вдругорядь» ехать на бал автобусом.

Маленькие Гриффины стучат в окно, корчат рожи, свистят, чирикают и кукарекают.

Капитан Уэлкат встретил нас упреками за то, что опоздали, но впрочем мол лучше поздно, чем никогда. Он, по-моему, весьма хорош собой, хотя, по замечанию Кэрри, «росточком не вышел для офицера». Он умолял его извинить, ибо он танцует, и просил нас чувствовать себя как дома. Кэрри оперлась на мою руку, и мы несколько раз прошлись по залам, глядя на танцующих. Я не находил ни единого знакомого, и приписал это тому, что большинство в мундирах. У двери в залу, где накрыли ужин, меня кто-то стукнул по плечу и дружески пожал мне руку. Я сказал: