Ради усмирения страстей - Натан Энгландер

– Ты не поверишь, – начал Чарльз, ощущая необычайный подъем и сам себе удивляясь. Он считался человеком уравновешенным и не был подвержен перепадам настроения.

– Не поверю чему? – спросила Сью. Она вновь повернулась к плите и сунула в духовку поднос.

Сью – арт-директор в глянцевом журнале, ее профессиональная жизнь довольно-таки гламурная. Проявлять внимание к служебным обязанностям финансового аналитика, понял Чарльз, даже из вежливости не обязательно. Он никогда не рассказывал ей ничего такого, во что нельзя было не поверить.

– Ну так что там такое, Чарльз? – Она поднесла стакан к нише на дверце холодильника. – Черт, – вырвалось у нее.

Чарльз за завтраком перевел регулятор на «толченый лед».

– Ты не поверишь, что за поездка была, – сказал он: до него вдруг дошло, что человек, расстроенный из-за ледяной крошки, едва ли готов к большим переменам.

– Что у тебя с лицом?

– Ничего, просто вспомнилось. Жуть, водитель настоящий псих попался, проскакивал на красный. Заезжал на тротуары. На мосту еще пробки, а он уже сворачивает на Третью.

Домработница приготовила куриный суп-пюре. Когда сели за стол, Чарльз уставился на свою тарелку. Всего полчаса как еврей, тем не менее он чувствовал ответственность. Он слышал о неких правилах, например, что молоко есть с мясом запрещено, вот только не знал, считать ли курицу мясом или нет, а у Сью спросить не решился, боясь встретить отпор, во всяком случае сейчас, пока он еще не выработал план. Надо будет с утра позвонить доктору Бирнбауму, психологу. А может, найти раввина. Кто лучше раввина разъяснит такие вещи?

Поэтому Чарльз, истинный марран[46] нашего времени, съел свою курятину как гой – при этом оставаясь евреем в душе.

На следующее утро на работе Чарльз сразу приступил к делу.

Достал «Желтые страницы» и принялся шерстить списки под рубрикой «смотри» по всей телефонной книге. Не раз и не два слово «Сион» заводило его в дом престарелых. «Второе рождение», естественно, завело еще дальше. Вернувшись к телефонной книге, он наткнулся на организацию, которая показалась ему настораживающе подходящей. Начать с того, что, судя по номеру, это где-то в районе Ройял-Хиллз, где живут преимущественно евреи.

Номер относился к Еврейскому мистическому центру перевоспитания в Ройял-Хиллз, или ЕМЦПР-Х – именно так, с паузой после Р. Что-то вроде справочной по сверхъестественному в иудаике: по вопросу о времени прихода Мессии нажмите кнопку 1, толкование снов и консультация – нажмите кнопку 2, нумерология – 3, и 4 – расписание выездных семинаров. От этого «и четыре» пыл его поугас. Недобрый знак. Обычно автоответчики после «и четыре» не говорят «и пять». Но жужжание в трубке продолжалось. И – маленькое чудо – «Для всех гильгулим, а также в случаях возможной реинкарнации или обретенной памяти просим обращаться к рабби Залману Мейнцу по следующему номеру».

Чарльз, окрыленный, записал номер. Вот почему он перебрался в Нью-Йорк из Айдахо много лет назад. Именно поэтому. Ведь на манхэттенских желтых страницах можно найти все что угодно. Абсолютно все. Книга толстенная, как шлакобетонный блок.

ЕМЦПР-Х располагался в красиво отреставрированном особняке в самом центре Ройял-Хиллз. Вид готический. Ступеньки крыльца расширили чуть не во всю ширину здания, фасад первых двух этажей снесли и заменили каменной аркой, за ней – стена сплошного стекла. Холл отделан мрамором, Чарльз это оценил. Водятся денежки в Божеском деле, мысленно отметил он.

Так он стоял на мраморном полу, ощущая холод пустого пространства, и единственным хоть отчасти знакомым здесь было его незнакомое новое «я». И вдруг опять – дзынь! – снова пришло понимание.

Еще вчера вся его жизнь была его жизнь, знакомая, абсолютно своя. В ней было уютно, как в старом шерстяном свитере. Сегодня – Бруклин, арка, белый мрамор.

– Сюда, сюда пожалуйте. Идите на мой голос. Видите свет? Туда.

Чарльз поднимался по лестнице, пока она не кончилась, и оказался вроде как на чердаке: наклонный потолок, пылища и всякий чердачный хлам: стулья, лошадка-качалка, крокетный набор и коробки, всюду коробки – словно остатки прежней жизни особняка собрали и снесли наверх.

– Справа от вас проход. Пробирайтесь смелее. Я здесь. – Речь незнакомца сопровождалась хохотком. Голос прерывался от радостного волнения.

Проход вывел его к фасадной части здания, к расчищенному пятачку за китайской ширмой. Раввин сидел в кожаном кресле, напротив – продавленный диван, и то и другое явно выужены из хлама, заполонившего чердак.

– Залман, – представился мужчина, вскакивая и пожимая руку посетителю. – Рабби Залман Мейнц.

– Чарльз Люгер, – назвал себя Чарльз, снимая пальто.

Диван, хоть и видал лучшие дни, оказался чистым. Чарльз, присаживаясь, боялся, что поднимется туча пыли. Но поглядел на обивку – и приуныл. И тут ситчик. Сплошные закорючки выцветших лепестков.

– Только переехали, – сообщил Залман. – Новое место. Значительно больше прежнего. Но не успели, как видите. – И указал – особо – на зеркало, на комод. – Так что, пожалуйста, извините… то есть простите за внешний вид. Есть более важные дела. Очень много дел в последнее время, очень много. – И, словно в подтверждение этих слов, зазвонил телефон, примостившийся на кукольном домике. – Вот видите, – сказал Залман. Протянул руку и отключил звонок. – И так целый день, и ночью тоже. Ночью даже чаще звонят.

Обстановка не внушала доверия, но сам Залман внушал. На вид ему было лет тридцать с небольшим, но выглядел он, на взгляд Чарльза, как настоящий еврей: длинная черная борода, черный костюм, черная шляпа рядом лежит, и еще замечательный большой карикатурный нос – прямо как у Фейгина[47], но поприятнее.

– Ну так как, мистер Люгер? Что привело вас в мою берлогу?

Чарльз все еще был не готов к разговору. Внимание его привлекла картина на стене: морской пейзаж.

– Это Галилея?

– Ну нет. – Рабби Мейнц хикикнул и вытянул ноги, скрестив их перед собой. Только теперь Чарльз заметил, что на ногах у него замшевые сандалии и толстые шерстяные носки. – Это Болинас. Родные пенаты.

– Болинас? В Калифорнии? – переспросил Чарльз.

– Я понимаю, что вы чувствуете. Обычное дело. – Залман переменил позу, подался вперед и положил руку Чарльзу на колено. – Не стесняйтесь, – сказал он. – Вы уже проделали большой путь. Отыскали меня в светлом углу бруклинского чердака. Если эта встреча предопределена, а судя по всему, так оно и есть, давайте извлечем из нее максимальную пользу.