Любовник №1, или Путешествие во Францию - Бенуа Дютертр

Раздраженный, я направляюсь в ванную, чтобы промыть свою рану. Я жду Соланж, хочу с ней поговорить, рассказать о своем злоключении. В семь часов звонит телефон. Я бросаюсь к нему. Снова жандармерия. Дежурный спрашивает, здесь ли живет Соланж.

— Да, я ее знакомый. Это я только что вам звонил.

Мужчина, сдерживая эмоции, произносит:

— Ваша знакомая попала в серьезную аварию при въезде в поселок. «Скорая» отвезла ее в местную больницу.

Я стою как идиот. Все смешалось у меня в голове: разбившаяся машина, «скорая», несущаяся к больнице, бешеная собака, охотники-садисты… Но сообщение не похоже на продолжение кошмарного бреда, несчастный случай с Соланж заставляет меня действовать. Выйдя из прострации, я звоню в справочную, чтобы узнать номер телефона ее дочери. Та говорит, что приедет из Парижа последним поездом; затем я вызываю такси, чтобы ехать в больницу Дьеппа.

Жандарм сказал, что авария серьезная. Значит, она в коме. Моя нога болит, но я больше не обращаю на это внимания. Шофер меня расспрашивает, но я отвечаю ему уклончиво. Собака бредет вдоль шоссе. Я вздрагиваю, подумав, что она сейчас бросится на ветровое стекло, но это голодная дворняга, которая грустно посмотрела на нас. Июньское солнце по-прежнему сияет над морем, когда я вхожу в службу неотложной помощи, где пахнет дезинфекцией. Моя знакомая в операционной. Ее нельзя видеть. Я еду на вокзал встречать ее дочь, потом мы вместе отправляемся в больницу, а затем возвращаемся на виллу. Полночи я ворочаюсь в постели, прислушиваясь к отдаленному лаю. Мне мерещится эта собака с оскаленной пастью. Мне следовало поехать вместе с Соланж, а не гулять по обрыву.

На следующее утро мы навещаем; она, чуть живая, лежит в постели, тяжело дыша. Из носа и изо рта у нее торчат трубки. Ее приоткрытая грудь с трудом вздымается и опускается. Ее дочь в стерильном халате берет ее за руку и нежно говорит с ней. Я робко выдавливаю из себя несколько слов, чтобы успокоить свою старую подругу и сказать, что мы ждем ее выздоровления. Врач выглядит смущенным. По возвращении домой мы узнаем, что все кончено.

Внезапно, как при оборванной беседе, я понимаю, что мы уже никогда не сможем поговорить, что ее больше нет рядом со мной. Вчера мы были вместе, а сегодня нас разделяет даль; я плачу.

Накануне похорон я не в силах заснуть, спускаюсь в парк. Полночь. Глядя на этот ночной дом и вспоминая себя в семнадцать, двадцать пять, тридцать лет рядом с Соланж, я опять рыдаю. Мне хочется поговорить с ней, но она все больше отдаляется от меня.

Утром на следующий день похоронный кортеж двигается от церкви в сторону кладбища. Люди обнимают друг друга, некоторые улыбаются. Обычные привычки пересиливают. Пока священник отпевает ее над могилой, я смотрю на голубые поля льна, колышущиеся под теплым ветерком. За ними виднеется обрывистый берег из мела и краснозема, луг, рядом с которым я вчера гулял, роща, откуда выскочила собака в тот момент, когда грузовик расплющил машину Соланж, и море, что молча смотрит на нас.

Станешь ли ты жрецом Господа?

Париж опустел. Солнце раскалило пустынные улицы; туристы толпятся около памятников. Дэвид много раз звонил своему новому другу журналисту, но попадал на автоответчик. Он вернулся на площадь Сен-Жермен-де-Пре, где Тутанхамон попросил его не встречаться больше с Офелией, у которой начинается кризис после каждой встречи со своим «американским поклонником». Офелия нашла работу в «Богеме», в туристическом ресторане на Монмартре, где она до конца лета будет петь романсы.

Дэвид читает книги, сидя на террасах кафе. Он гуляет по городу, бродит по музеям. Вчера вечером он был в мюзик-холле. На афише стояло «Ревю на французский лад», но голые танцовщицы напоминали красоток из Лас-Вегаса. Они пели по-английски куплеты диско, сопровождавшиеся видеокадрами из жизни динозавров.

Вечером он бродит в районе Сите. Вдоль набережной, на нескольких колесных пароходах с Миссисипи идут спектакли о Париже. Уйдя от берега, Дэвид поднимается по лестнице к собору Парижской Богоматери. Полночь, но у собора толпа народа. Около готической паперти виднеется огромная металлическая эстрада, освещенная прожекторами. Пройдя еще несколько метров, Дэвид выходит к паперти, черной от толпы. Сидя на земле или на корточках у подножия двух колоколен, тысячи молодых людей смотрят на подиум, откуда льется песня, скандируемая гитарами и клавишными инструментами с усилителями:

Святый Дух, Святый Боже,

Дай нам войти в любовь…

На сцене вереница священников в белых стихарях поет куплеты на всех языках: на французском, английском, испанском, немецком, китайском. В толпе горят миллионы глаз, и молодежь всех стран подхватывала куплет: заирские бой-скауты, девушки из Вьетнама, одетые монашками, и просто молодежь — чистенькие обыватели, студенты, футболисты. На некоторых крестики, на других футболки с надписью «Че Гевара». Они размахивают свечами, горящими в ночи перед Нотр-Дам. Иногда пламя дрожит от ветра, но молодежь руками прикрывает тысячи свечей. В конце куплета женщина в длинном сиреневом платье подходит к микрофону, разносится ее голос:

Станешь ли ты жрецом Господа?

Она говорит звучным роковым голосом опытного лидера. Дэвид движется в толпе, а ее голос вопрошает, обращаясь к тысячам молодых христиан:

Will you become a priest of the Lord?

От ее слов дрожит стена, на которой подвешены акустические колонки, стена, возведенная около собора, как во время фестивалей поп-музыки. После чего хор вновь начинает свою молитву новой эпохи. Возвращается неизменный припев с умопомрачительной фразой:

Святый Дух, Святый Боже,

Дай нам войти в любовь…

Дэвид усаживается на пристенок, чтобы лучше видеть паломников. Разбросанные по стратегическим точкам полицейские в зеленых футболках (молодые христиане обоего пола), стоят небольшими группами около машин Красного Креста, готовые прийти на помощь, если кому-то станет плохо. Они исполняют свой долг по оказанию первой помощи и поют, направляя движение толпы в нужную сторону. Но им не стоило беспокоиться, поскольку собравшиеся настроены миролюбиво, все как один молятся. Сзади на футболках службы общественной безопасности крупными буквами написано:

ВОЛОНТЕР

И ниже, помельче:

При поддержке супермаркетов «Ошан»

На сцену поднимается священник в белом стихаре. На него направлено пятьдесят прожекторов. Он, как стюардесса, объясняющая правила безопасности, машет руками, чтобы скандировали припев. В глубине эстрады, под средневековыми скульптурами портала, епископы в митрах напоминают трибунал инквизиции. Толпа, накачанная наркотиками, как на фестивале хиппи, ревностно подхватывает:

Дай нам войти в любовь…

Дэвид переходит на другую сторону паперти. Парни с мотоциклами, стоя под деревом, молятся вместе со всеми. Высокий блондин курит сигарету и поет. На белой майке с надписью, рекламирующей презервативы, висит деревянный крест. Рядом стоит брюнет с длинными волосами; из-под его куртки виднеется воротничок служителя культа. Видимо, это семинарист. Прислонившись к своей «ямахе», он наклоняется к третьему парню и что-то шепчет ему на ухо, нежно держа его за руку.